Взгляд на мирную Украину: инфляция, пропаганда, беженцы и недоверие к властям
Сколько бы ни твердили о проблемах статуса русского языка на Украине, по ощущениям, его там даже слишком много для незалежной страны. Обслуживающий персонал в магазинах и кафе общается с клиентами по-русски, в центре Киева спешащие или просто прогуливающиеся люди говорят друг с другом по-русски, в общественном транспорте и из проезжающих мимо машин по радио орет шансон опять-таки по-русски. На мою русскую речь не косился никто. Литературный украинский язык удалось услышать разве что по телевизору.
От поездки к родственникам на Украину, хоть и в отдаленный от войны на 300 км регион, в этом году меня отговаривали все — там, дескать, хаос, толпы беженцев, русский язык преследуют, на улицах грабят. Но мое беспокойство исчезло уже в Таллинском аэропорту — возвращавшиеся на родину украинские туристы производили какое-то даже чересчур благополучное и спокойное впечатление. По приезду в Киев волнение рассеялось. Если не знать, то не догадаешься, что в стране война.
Такого порядка на украинских железнодорожных вокзалах я не видела, наверное, никогда — ни бомжей, ни цыган; повсюду милицейские патрули и информация: прибывшим из зоны АТО обращаться туда-то. Никаких пикетчиков, демонстрантов и стычек с властями увидеть не пришлось. Транспортное сообщение с осажденными Донецком и Луганском, не говоря о вышедших еще летом из-под контроля сепаратистов Славянске и Краматорске, очень активное — автобусы прибывают и отправляются в «зону АТО» по нескольку раз в день.
На Майдане все спокойно
На столичном Майдане не осталось ни одной палатки, движение в центре города открыто, брусчатка уложена, асфальт возвращен на место — картина практически неотличима от той, что была год назад. Закрыта разве что примыкающая к Майдану Институтская улица, где до сих пор не убран — могу лишь предположить, что выдерживается, по традиции, год траура — стихийный мемориал "Небесной сотне" из свечей, портретов и траурных венков, устроенный еще в феврале и оставляющий сейчас, в октябре, впечатление замусоренности и неопрятности. И еще новое для меня в киевском пейзаже — защитники отечества в военной форме, выпивающие на летних террасах в центре города так, что никто не смеет подсесть за соседний столик ближе чем на пять метров.
Из-за нестабильности в стране курс гривны с начала этого года постоянно падает. Если год назад на Украине за один евро давали 10-11 гривен, то сейчас 17-18. Цены, разумеется, взлетели, но для нас стали даже более доступными. Если в прошлом году за завтрак в кафе в центре Киева я оставила 180 гривен, то есть немыслимые 18 евро, то сейчас, там же — 220 гривен, то есть 12 евро.
Украинская пропаганда не хуже российской
Еще весной сообщалось, что украинские провайдеры отключили вещание российских телеканалов. При этом в украинской глубинке, где нет развитой сети кабельного телевидения и люди пользуются спутниковыми тарелками, можно включить себе хоть тысячу каналов и сколько угодно — российских. Но даже имея в распоряжении лишь украинские медиа, местные жители развлекаются тем, что переключают телеканалы и сравнивают новости.
Подача украинских новостей — в смысле нагнетания эмоций и языкового манипулирования — мало чем отличается от манеры государственных российских СМИ. Очень трудно доверять информации, когда используются стандартные пропагандистские приемы. Передача «Подробности» на негосударственном телеканале «Интер» позиционирует себя как «главную информационную программу страны» с объективными и качественными новостями, при этом 30 сентября в сюжете о перестрелках в районе Донецкого аэропорта звучало «идут ожесточенные бои-террористы-по утверждениям-вывезли два грузовика с трупами боевиков». На официальном сайте СНБО Украины фантазий в информации о том же инциденте не было.
Украинские новостные и аналитические программы часто ведутся одновременно на русском и украинском языках: ведущий задает вопрос по-русски, эксперт отвечает по-украински или наоборот, никакого перевода или субтитров при этом нет.
Сборные домики для беженцев
Чем дальше от Киева, тем пессимистичнее пейзаж. Беженцы из зоны военных действий живут в детских летних лагерях и на турбазах, многие уже начали возвращаться. Те, кто может платить за аренду жилья, снимают дома в деревнях — из-за этого внезапно подскочили цены на недвижимость. Для оставшихся без крова беженцев вокруг больших городов возводятся сборные домики на зиму.
О том, что будет зимой, местные жители стараются не думать, уверены, что не будет ни газа, ни угля, но говорят — «переживем». Начало отопительного сезона в городах перенесено на 1 ноября, нормы тепла в жилых помещениях снижены с 18 до 16 градусов, жителей предупредили о веерном отключении электричества. В этом году погода сжалилась — днем в октябре температура повышается до 20 градусов тепла, но по ночам очень холодно — около нуля.
Тоска и безнадежность украинской глубинки
Приближаются парламентские выборы, но энтузиазма среди местных жителей, с кем я общалась в Харьковской области, нет. По их словам, выборы на Украине — это профанация, люди на местах ничего не решают, депутатские места покупаются за миллионы гривен, «у власти останется все та же хунта, вот увидишь». Нет ни малейшего доверия к власти, и люди не верят, что безумие на юго-востоке кто-нибудь сможет прекратить в обозримом будущем.
В стране невероятная коррупция, люди не понимают и не верят, что гражданство — это когда ты можешь решать, а демократия — когда ты можешь что-то изменить. Напряжение в обществе такое, что демократия принимает нецивилизованные формы — взять хоть киевское «вече», или бесчинства «мусорной люстрации», или снос памятников Ленину. Можно как угодно относиться к вождю мирового пролетариата и тому, что памятники ему стоят на Украине повсюду до сих пор — но было странно видеть, что милиция даже не подумала пресечь «активистов», подкативших к памятнику подъемный кран и сварочный аппарат.
Коррупция цветет на самых нижних уровнях — медперсонал в больницах пальцем не пошевелит без взятки, в системе образования мздоимство спускается уже в школу. Я могу понять ностальгию простых людей по старым временам — в селе, куда я ездила, 25 лет назад жило много народу, производили мясо, молоко, подсолнечное масло, выращивали овощи, но об этом все забыли уже давно. Теперь все производство разрушено, а деревенским дают работу разве что богатые дачи — надо же кому-то поливать газоны и чистить бассейны. Не станет вдруг дач — что останется делать?
Олигархическими дачами, с пятиметровыми заборами и причалами для яхт, застроены на Украине побережья рек и озер, и люстрация им нипочем. Там, где живут мои родственники, для местных оставлен небольшой замусоренный участок пляжа — доступ к остальному побережью закрыт, хотя раньше вдоль воды можно было идти несколько километров. Требования оставлять для свободного доступа стометровую прибрежную зону были включены в законы Украины в 2011 году, а что построено до этого, сносу не подлежит — закон ретроактивной силы не имеет, депутаты так решили, и весь сказ. Местные жители повозмущались депутатами и взяточниками у себя на кухнях и в огородах, повозмущались, и ничего, живут, привыкли.
Ко всему подлец-человек привыкает.