Лаури Вахтре: окажется ли демократический человек такой же утопией, какой оказался советский?
Мы знаем, что попытка вывести советского человека провалилась. Но о том, что создание демократического человека тоже скорее всего закончится неудачей, либо пока широко не знают, либо не признают, пишет историк Лаури Вахтре.
Я не знаю почему, но по какой-то причине в общественном мнении и установках людей ощущается все более углубляющаяся поляризация. По всему миру, во всем западном мире и в Эстонии.
Похоже, что когда-то мы все были более-менее посередине или, по крайней мере, у нас была такая иллюзия, а теперь эта середину словно заговорили. Оттуда уходят, чтобы перебраться в тот или иной угол и оттуда бросаться в оппонентов как можно более резкими словами. Единодушие царит только в одном: побеждает тот, чей угол в итоге перевесит всех остальных.
Мы знаем, что попытка вывести советского человека провалилась. Но о том, что создание демократического человека тоже скорее всего закончится неудачей, либо пока широко не знают, либо не признают. Выясняется, что демократический человек никогда не бывает достаточно демократичным, его обременяют пережитки, а на дне души у него живет змея консерватизма. Он не торопится избавляться от привычки разделять людей на своих и чужих, молодых и старых, красных и зеленых. По этой причине демократический человек никогда полностью не созревает, ему всегда надо еще немного развиться, чтобы согласиться с той или иной новой свободой, обычаем или практикой. Сначала по приказу, но ведь этого мало - надо добиться того, чтобы он всем сердцем полюбил эти обычаи и практики.
Развитие вроде бы идет, но, увы, не в сторону большего демократизма, а по кругу, как пытающаяся поймать собственный хвост собака. Иными словами, развития на самом деле никакого нет. Нетерпимость искореняется нетерпимостью, в борьбе со стереотипами утверждаются новые и еще более жесткие стереотипы, как теперь, к счастью, многие стали замечать. Яркими примерами служат феминисты, в борьбе поливающие грязью мужчин, или антирасисты, которые делают то же самое с представителями белой расы.
Это может довести до отчаяния: выставляешь нетерпимость за дверь, а она лезет обратно через окно. Избавиться удается лишь на короткий миг, за который она добежит от двери до окна. Например, после крупных религиозных войн в Европе некоторое время установилась относительная религиозная терпимость. Но затем вера ушла, а нетерпимость вернулась, требуя объявлять исключение правилом, притесняемых ставить в положение притесняющих, неестественное считать естественным.
Как отмечает Бруно Латур, критикой стали заниматься догматики, лишенные способности к критическому мышлению заменяющие его ссылкой на какой-то авторитет. В руках таких догматиков деконструкция становится молохом, который ничем не лучше распространения теорий заговора. Кому из нас не приходилось слышать ставящие точку, убийственные оценки: "это создание образа врага", "он не терпит чужого мнения", "он думает, что только ему известна абсолютная истина", "цель заключается в подчинении истории (противоположного пола, общества)" и т.д.
Догматизм и нетерпимость являются неприятными, но очень древними и, в умеренном количестве, даже для чего-то нужными свойствами человеческой натуры. Но в данном случае их делает особенно неприятными то обстоятельство, что они прикрываются разрушением догм и терпимостью.
Можно даже спросить, откуда и как вообще могла возникнуть иллюзия, что человек способен терпеть чужое мнение, свободу слова, демократию? Отдельные люди, конечно, могут, но если говорить о массах, обществе в целом? И так, чтобы подвергнутая репрессиям и подавленная потребность в нетерпимости время от времени не вырывалась наружу? Это не обязательно должно означать сжигание жилищ иммигрантов или нацистские приветствия в пьяном виде. Можно и по-другому, что называется, более цивилизованно. Например, народные избранники могут собраться в группу и напасть на министра, использовавшего выражение "стая куриц", чтобы доказать неуместность таких слов.
А еще я обратил внимание, что те, кто утверждает, что значение текста создает читатель, первыми начинают возмущаться, что их неправильно поняли. А те, кто долго доказывают, что эстонского пространства обычаев не существует, первыми жалуются, что с ними обращаются неподобающе. Словно бы действовало правило, что каждый понимает, как хочет, но того, кто поймет неправильно, мы порвем на части. В печку расизм и противных белых мужчин. Полов нет, но с женщинами обращаются несправедливо.
"Ты думаешь, что только ты прав!" Знакомое обвинение, не правда ли? Но если задуматься, то мы все такие. Если мы что-то думаем, то мы и думаем именно так, а не иначе. Эстонский глагол arvama (думать, полагать), конечно, с двойным дном, потому что у него как минимум два четко различаемых значения 1) я так думаю, но не уверен, и 2) я так думаю, потому что уверен, и это так и есть. В последнем случае человек в чем-то убежден, а это означает, что он считает себя правым, в то время как остальные, кто думает по-другому, ошибаются. Например, те, кто думают, что кукушка - это птица, совершенно естественно считают, что ошибаются те, кто думает, что кукушка - млекопитающее. Странно рассматривать такую ситуацию как желание владеть абсолютной истиной, но недофилософы это часто делают.
Потому что иметь свое мнение в современном мире - словно бы преступление. Как минимум в случае, когда речь идет о чем-то консервативном. Однако на самом деле упрекать людей надо не в том, что они имеют какое-то мнение, а в том, что они не меняют это мнение под давлением очевидных фактов, а лишь повторяют, к примеру, по сей день, что мультикультурность - это благо, а массовая иммиграция - лучший способ его достичь, хотя тысячи факторов подтверждают обратное. Спорить с ними нельзя, потому что они говорят: "ты не терпишь чужое мнение!", и конец разговору. Собака догнала свой хвост и откусила от него приличный кусок.
Ладно, может быть, я настроен чересчур пессимистично, и какое-то развитие за последние века все-таки произошло. Но именно "какое-то", а не всеобъемлющее, как хвастаются конструкторы человека новой формации. В целом, скорее создается впечатление, что свобода слова, демократия и разнообразие мнений возможны только в течение короткого периода в какой-то счастливой или наполненной эйфорией исторической ситуации, которая напоминает возникающую на мгновение невесомость в падающем самолете.
Редактор: Андрей Крашевский