Йоханна Ранник и Алиса Горобец: интеграция как забытый в детском садике ребенок
Молодых русских из Эстонии не интересует, сколько процентов приходится на эстоноязычное обучение или каков состав класса, в котором они учатся. Что им действительно нужно, так это чувство безопасности, пишут Йоханна Ранник и Алиса Горобец.
В наше время (правые) популисты любят пугать мультикультурализмом. Якобы он подавляет национальную идентичность в любой стране.
В то время как в основном восточные страны задергивают перед мультикультурализмом шторы и на всякий случай гасят свет, в Западной Европе появился новый золотой теленок – постмультикультурализм.
В Эстонии также по-прежнему ведутся общественные дебаты на тему мультикультурализма, при этом одним из камней преткновения интеграционной тематики является то, что она должна основываться только на так называемой новой волне иммигрантов, особенно на тех, кто прибывает из-за пределов Европы, поскольку все чужое, как правило, вызывает отчуждение.
В данной статье приводятся аргументы, почему современная интеграция с ее новизной и популизмом не должна затмевать ведущиеся десятилетиями дебаты. Речь об интеграции эстонцев и русских.
Есть несколько причин для рассмотрения этой темы. Эти дебаты никогда не теряли актуальности, однако странным образом в государственном сознании эта тема находится в подвешенном и не требующем ответственности состоянии. По крайней мере, так иногда кажется.
Но в чем именно проблема? Обвиняя государство, ничего не добьешься, и был бы нечестно утверждать, что ничего не делается. Это распространенное отношение, и не только в случае интеграции, но в интересах ясности и уважения к читателю сейчас рассмотрим только это.
Кажется, что интеграция как таковая с одной стороны – одна из актуальнейших тем в эстонском национальном сознании. С другой стороны, она будто бы себя исчерпала. Интереснее говорить о беженцах, известных как "эти там".
Русский вопрос тем не менее продолжает скромно тлеть, ожидая возможности снова вспыхнуть. Известно ведь, что тема эта легковоспламеняемая. Может, по этой причине ее сейчас никто не хочет трогать?
В настоящее время, похоже, нет времени интегрировать и спорить на эту тему. К тому же так вроде спокойнее.
Как "продать" Эстонию русским третьего поколения?
"С виду хорошо" – это не исчерпывающий ответ, поэтому рассмотрим два вопроса.
В первую очередь изучим эстонского русского через призму политики идентичности: как интегрированы русские старшего и молодого поколения (*эстонский русский" – не самый лучший и не всегда точный термин, но для ясности используем все же его).
После исследуем, происходит ли интеграция через политику образования и в какой степени: как формируется русская молодежь через сегодняшнее невротическое языковое образование? При помощи этих составляющих, вероятно, сложится более четкая картинка нашего собственного вопроса мультикультурализма. Иными словами, мы увидим, во что (в кого?) Эстонское государство превращает наших жителей русского происхождения?
Построению-формированию-воспитанию эстонца в проектах не уделяется столько внимания, как, например, местной экономике. Однако растет потребность в собственной идентичности, и государство заинтересовано в том, чтобы эта идентичность была связана с ним.
С эстонцем проще: с Эстонией его связывают кровь, земля, язык и другие патетические ключевые слова. Такой национальный образ мышления в лучшем случае может быть мощным объединяющим оружием, но история показала, что с этим оружием играть не стоит. Более того, маловероятно, что национальное чувство миссии перед Эстонским государством появится в нынешних обстоятельствах и у тех, в ком, как говорится, не течет нужная кровь, а дома на полке не стоит флажок.
Как "продать" Эстонию, например, русскому третьего поколения как нечто большее, чем местожительство? Как выставить себя достойным кавалером в долгосрочных отношениях "государство-гражданин"?
Проректор по учебной части Тартуского университета Ауне Валк написала, что и сейчас, если говорить о вопросах идентичности эстонца, имеет место круговое инакование, во многом основанное на знании языка и культуры и желания быть эстонцем.
В отношении этого различий нет, особенного первого аспекта – золотого ключика к сердцу эстонца. Многие эстонцы говорят, что это умение не должно быть на одном с ними уровне, достаточно инициативы. И все же как эстонцы, так и русские признают, что недостаточное владение языком – препятствие при принятии в ряды своих. Так достаточно ли?
Упрямство и непонятные сигналы, наверно, никого не радуют, даже при огромном желании слиться. Поэтому следует поразмыслить, как долго можно играть в труднодоступность, прежде чем вторая сторона устанет и отдалится.
Уилл Кимлика отметил, что на западе уже не беспокоятся относительно того, чтобы проживающие в стране меньшинства при возникновении проблем оставались верными так называемой метрополии.
В контексте Эстонии это утверждение кажется чужим и странным: нельзя сказать, что здесь этого не опасаются (хотя следует признать, что Кимлика указывал на геополитику как на фактор, препятствующий развитию мультикультурализма во многих контекстах).
Страх перед тем, что живущие в стране русские не настроены проэстонски, даже является одним из распространенных методов, используемых здешними национал-консерваторами и ксенофобами (к сожалению, между группами также есть некоторое совпадение).
По всей видимости, здесь в игре несколько факторов, но обобщенно можно утверждать, что чем выше уровень внутригосударственной интеграции и чувства безопасности, тем меньше видят такую опасность в согражданах другой национальности.
Так что поляризация – одна из самых больших опасностей, под каким углом ни посмотри: когда эстонский русский "инкапсулируется" в медиапространстве, имеющем пропагандистские зачатки в большей или меньшей степени, это нельзя считать стабильной и жизнеспособной интеграцией или гражданским воспитанием.
Как известно, это пытались в числе прочего смягчить запуском русскоязычных медиаканалов, как например, ETV+. Однако когда большинство как в плане формы, так и сути доверяет альтернативным медиа (другими словами, когда Facebook имеет необъятный объем информации и незаслуженную монополию на правду), этого недостаточно. Государству все сложнее чувствовать, как формируется идентичность русской общины – чем больше источников, тем больше разных истин.
Один из самых больших вопросов эстонско-русской интеграции, поднимаемых во время каждых выборов – кто где учится, с кем, на каком языке? Ведет ли языковое погружение из-за эффекта бабочки к утрате государственного языка?
Перебравшийся из Нарвы в Таллинн Игорь Ширай написал на портале ERR статью, в которой выражает беспокойство за молодежь в своем родном городе. Основная причина его тревоги – его сверстники и школьники никогда не выучат в Нарве эстонский язык, если в интеграционной политике вместо четкой, единой и стабильной позиции в Нарве объединят детский сад с языковым погружением и эстоноязычную школу.
Нужно найти баланс, позволяющий русской молодежи действительно практиковать эстонский язык и упражняться больше, чем шесть часов в неделю, при этом сохранив их родной язык. Уроки русского языка в эстоноязычных школах, которые начинаются с шестого класса, также бесполезны для русскоязычной молодежи.
В качестве решения Ширай предлагает сделать все школы Нарвы (и вообще все) полностью эстоноязычными, сохранив для русскоязычной молодежи возможность учить русский язык и литературу в качестве предметов по выбору. Исследования показывают, что ученики, которых поддерживают в изучении родного языка, лучше успевают и по другим предметам.
Еще большей проблемой Шираю кажется тот факт, что вышеописанными проблемами не занимаются. Все знают, что молодые русские недостаточно владеют эстонским языком и не могут практиковаться в нем, будь то в Нарве или Мустамяэ, но поиск долгосрочных решений по-прежнему не кажется приоритетным.
Здесь с одной стороны можно сказать, что идеи Ширая по-ролзовски слишком идеалистичные и, может быть, в реальной жизни мы не всегда можем рассматривать вещи с точки зрения самого слабого звена. Однако непродуманные поспешные действия могут больше навредить "экспериментальному поколению", чем помочь.
Сами жители Нарвы считают, что внезапное слияние двух разных школ и культур будет иметь непредсказуемые последствия. Объединяя молодых, немного лучше владеющих эстонским языком, и тех, кто учится по системе 60/40, мы навредим именно тем, кто дальше продвинулся в изучении языка. Но какие есть альтернативы?
Экс-директор Нарвского колледжа Тартуского университета Катри Райк при этом отмечает тот факт, что европейские специалисты в области образовательной интеграции шокированы тем, что в Эстонии по-прежнему параллельно работают эстонские и русские школы. Эстония в свое оправдание может сказать, что после восстановления независимости прошло не так много времени, но долго таким оправданием прикрываться не будешь.
То есть нам нужно привлечь к этим обсуждениям специалистов, которые в области образовательной интеграции на несколько десятилетий опережают Эстонию.
Список страхов родителей бесконечен
Статистика показывает, что образование на русском языке поддерживают немногие и вне зависимости от национальности скорее выступают за эстоноязычное обучение. Русские школы вымирают, в них сокращается как число учеников, так и учителей. Факт и то, что переход простым не будет, но политикам все же стоит сделать этот шаг; нельзя бесконечно тянуть и выдвигать эту тему на выборах, поскольку народ страдает.
Эта проблема во многом напоминает написание диплома в университете: чем дольше откладываешь, тем серьезнее последствия. Работа будет написана, а тебя не будет покидать мысль, почему ты не начал раньше – результат был бы лучше.
Список страхов русскоязычных родителей в связи с записью в эстоноязычный детский сад или школу бесконечный. Несмотря на то, что такой выбор становится все популярнее, по-прежнему распространена тревога, что ребенка будут дразнить, он потеряет свою национальную идентичность, забудет русский язык, возненавидит свою семью, не справится в школе или просто столкнется с трудностями, так как дома ему никто не сможет помочь с заданиями в рабочей тетради по природоведению. Эти страхи не стоит умалять, ведь вряд ли кто-то хочет поставить себя или своего ребенка в подобное положение.
То есть самым большим аргументом для них остается национальная идентичность. Живя в совершенно ином культурном пространстве, не хочется терять часть своей и без того маленькой семьи. Русские держатся вместе, как эстонцы на Певческом празднике.
Молодых русских из Эстонии не интересует, сколько процентов приходится на эстоноязычное обучение или каков состав класса, в котором они учатся. Что им действительно нужно, так это чувство безопасности. Понимание, что дома они хоть и говорят на другом языке, но являются полноправными гражданами Эстонии, как и их свертстники из настоящих эстонцев. И что не только de jure, но и de facto к ним относятся так же и возможности у них в стране те же.
Будущее молодого человека не должно так сильно зависеть от выбора его родителей, зачастую базирующемся на негативном опыте в Эстонии и страхе за ребенка. Этот страх особенно сейчас является общей темой родителей нынешних школьников. Эти дети хотят быть уверенными в себе, не бояться говорить и практиковать язык с друзьями, которые не осудят за ошибки.
Несмотря на то что правым популистам нравится постоянно говорить "они и не хотят быть эстонцами, не хотят учить язык и владеть им", мы сможем оценить это лишь в том случае, если им дадут возможность учиться и слиться с культурой.
Нужно не отбирать, а давать
Навязывание эстонскости порождает обратный эффект. В то же время это не означает отсутствие желания познакомиться хотя бы с культурой и языком. Главное, не отбирать, а давать. Не нужно лишать их идентичности, родного языка и возможностей открыто общаться на нем. Нужно дать им всевозможные средства для изучения местного языка и практики в реальной жизни.
Учащиеся сейчас в школе по системе 60/40 молодые – вовсе не первое поколение, для кого тема актуальна или чья судьба решается уже несколько лет. Положение русских в Эстонии находится под вопросом с 1991 года. Тогда были другие, более неотложные проблемы, и языковые потребности русских не были особо популярной темой.
По этой причине сейчас состаривается несколько поколений людей, которые так и не выучили эстонский язык (а в свое время и не было нужно). Многие из этих людей живут в Эстонии дольше тех политиков и сограждан, которые их сейчас критикуют.
На автобусных остановках и в интернете иногда появляются рекламы, в которых Анне Вески приглашает на языковые курсы, но 50-летняя Ольга больше не хочет учить новый язык. Точно так же 50-летний Тыну из Тюри не захотел бы учить шведский язык, потому что "он для этого уже старый". Ольге из-за этого намного труднее – а иногда кажется, что и невозможно – найти хорошую работу.
Так, для одного меньшинства с самого начала была создана действительно неблагоприятная ситуация, когда с одной стороны на него злятся за то, что язык не знает и культуру не уважает, а с другой стороны никто не стремится это положение улучшать.
Русские все чаще признаются, что в свете коронавирусного кризиса обусловленное низкой заработной платой и без того хрупкое чувство безопасности исчезает вовсе. Люди другой национальности зарабатывают в Эстонии намного меньше, не говоря уже и разнице в зарплатах мужчин и женщин. Кроме того они реже занимают руководяще посты. И исследования хоть и публичные, но все же в стране отрицают, что половина респондентов ощущает, что для успеха в Эстонии нужно быть эстонцем.
И здесь это не обвинение, показывать пальцем теперь неуместно. Скорее стоит спросить, хотим ли мы, чтобы и следующие поколения были такими? Или будем в дальнейшем говорить "о потерянных поколениях", которые толком не знают ни эстонского, ни родного языка, не получают такую же зарплату, как эстонцы, не знают, какой они национальности и в какой графе ставить галочку при переписи населения?
Решения интеграционного вопроса нет ни в прежних статьях, ни, к сожалению, в этой. Но мы со своей стороны предлагаем хоть какие-то решения. Согласно Фрэнсису Фукуяма государство должно укреплять свою национально-культурную идентичность и гарантировать, чтобы она была привлекательной для остальных.
И он, и Чарльз Тейлор в числе прочего подчеркивают феномен признания, то есть признание маргинализированных групп. Пока эстонизации сопутствует инакование, нереально надеяться, что из русского получится "идеалогический" эстонец.
В случае образовательных систем важнее всего начать действовать. При возможностии (хотя это может быть и строгой обязанностью) необходимо привлечь к образовательной интеграции и иностранных экспертов. Ситуация в Эстонии уникальная, но зачем тогда нужны соседи и союзники, как не для того чтобы учиться друг у друга.
Вторая важная цель – привлечь к обсуждению тех, кого напрямую касается дискурс – молодых и их родителей. Эстонцы сами не могут решать судьбу русских: нужно инициировать более широкое обсуждение и не допустить популизму скрыть критическую по времени тему за благоприятной для кликов дымовой завесой.
Сейчас мультикультурализм ассоциируется скорее с современным политическим течением, но корни этих дебатов появились в эстонском обществе десятилетия назад. Вместо того чтобы мириться с ситуацией, что эстонско-русская интеграция до конца невозможна, стоит подумать, что уже сделано и в каком объеме: Выяснится, что мы лишь в зачатках развития, но это следует воспринимать не как уничтожающий диагноз, а как потенциал.
Надежды на будущее питают среди прочего интерес к школам с интегрированным изучением языков и разделение поляризованной национальной идентичности на более единую эстонскость во всем ее культурном богатстве.
Редактор: Евгения Зыбина