- Господин президент, большое спасибо, что вы нашли время поговорить с нами и со всей Европой. Первый вопрос: как вы? Вы можете рассказать больше о вашей частной жизни в этом доме? Я знаю, вы скажете, что дело не в вас. Но мы хотим знать: высыпаетесь ли вы, есть ли у вас время для себя, для вашей семьи, время почитать что-то?

- Для начала: как я? Чувствую себя... нормально. Думаю, я ничем не болен, я абсолютно здоровый человек. Я очень хорошо понимаю, что происходит. Точно принимаю решения спокойно. Я считаю, нам очень важно сохранять равновесие. Наши войска демонстрируют свою мощь, и для них тоже важно равновесие: оставаться сильными воинами, защищать страну и даже врагу показывать человечное отношение. Мне очень важно, чтобы люди видели: мы защищаем нашу страну. Но, еще раз повторю, что мы – с человеческим лицом. Мы не пытаем людей. Мы показываем, что готовы защищаться и не готовы, скажем так, к тому, чтобы победить (ведь это не игра) победить любой ценой.

И мы показываем разницу с теми, кто пришел захватывать нашу страну, с теми, кто пришел на нашу землю. Нам очень важно показать, что наши воюют цивилизованно. Это очень важно. Я сосредоточен, потому что от меня зависит очень многое. Я хочу давать только позитив – не в том смысле, чтобы улыбаться, а в смысле позитивных шагов. Я точно не хочу вредить нашим гражданам. Люди важны, вы же видите, что сам народ защищает нашу страну. Люди – не единственное, но самое важное наше сокровище. И защита. Это и есть наш "айрон доум", Железный купол. Это и есть наш союз безопасности. Это наш народ. Еще спросили, что я читаю... Честно говоря, художественную литературу я сейчас не читаю. Понятно, что я ее люблю, но понятно и то, что я не могу... Я пробовал: первую страницу читаю, на второй уже думаю о том, что у нас происходит, читаю вторую страницу заново, не понимая, что я прочитал. Потом перехожу к третьей и сразу забываю её. Потому что голова... мозг забит другими процессами и другими решениями. Расслабиться – сложно.

- Господин президент, Украина переживает очень тяжелое время, но кажется сплоченной как никогда. Думаете ли вы, что исторические перемены касаются не только Украины, но и всего мира, по крайней мере Европы. Каково это, быть в центре исторических перемен?

- Мир меняется, он уже изменился. Политики уже боятся своих людей, боятся социальной ответственности. Они видят, что народы реагируют по-разному. И во многих странах народ поддерживает нас на сто процентов, а главы государств – не на сто процентов, по очень разным причинам. Я не скажу, кто тут прав, но всё это означает, что общественное мнение сильнее любого главы государства на свете. Мы с вами видим, как меняются процессы. Эти перемены ведут к реальному, не теоретическому, а практическому народовластию. Народовластие – не революция. Народовластие прежде всего означает реальную власть людей и общества. Если ты хочешь быть лидером своего общества, то должен быть именно лидером общества, не командовать людьми, а быть их лидером – и жить с ними единодушно. Мне кажется, сейчас в мире складывается именно такое народовластие. Оно ведет к определенным альянсам в сфере безопасности. Я уверен, что в будущем возникнут новые альянсы в сфере безопасности. Это не значит, что надо из каких-то союзов выходить. Это не значит, что надо ломать что-то, что работает. Нет. Просто люди хотят покоя, мира, стабильности, а прежде всего – уверенности. При всех трудностях нужна уверенность.

Если завтра ковид, новый ковид или, не дай бог, какая-то жуткая болезнь или война – человек, гражданин, который платит налоги, который тут живет, здесь родился или сюда приехал - просто гражданин мира, который всегда против войн, – этот человек должен знать, что он будет защищен в этой стране. А если он поедет в другую страну, его и там защитят. Он не должен страдать. Мне кажется, перед миром стоит именно такая задача. Или мир примет такую модель и придет к таким союзам, или же многие главы стран поменяются, и их общества сами найдут себе более подходящих людей.

- Господин президент, у меня вопрос как раз об этих союзах, о том компромиссе, к которому готова Украина, чтоб Россия прекратила открытую войну против Украины, прекратила убивать гражданских, наносить регулярные удары по всей Украине. Может ли Украина отказаться от евроатлантических стремлений, от НАТО?

- Есть наше стремление – оно записано в конституции. И есть неоднозначность НАТО – с точки зрения того, видят ли нас в альянсе. Есть однозначность некоторых стран, которые нас видят только там и только с ними. И есть, не знаю, треть стран, как минимум, которые нас там не видят.

И некоторые из них открыто говорят об этом. Хотя большинство боится открыто говорить об этом, потому что – и тут мы возвращаемся к предыдущему вопросу – общество оказывает на них такое давление. Поэтому я думаю, что если говорить об этом вызове, нужно различать несколько подходов. В общем плане нужно найти формат, который даст нам в целом понять, хочет ли Россия закончить эту войну. Иначе мы просто не дойдем до остальных вопросов. Чего Россия, в принципе, хочет и что она может сделать? И если мы с вами понимаем, что она может что-то сделать. Или у нее возникнут проблемы по множеству причин: санкции, внутреннее давление, воюющая страна, пустые полки в магазинах, может быть, смена политической верхушки. Мы понимаем, что все эти причины появились из-за их войны против нас, и что всё это сделали мы и наши западные партнеры, все вместе. Мы вместе сделали первый шаг к тому объединению, которое нужно, чтобы мир, сплотившись, мог остановить любого агрессора. В данный момент я думаю, что самое время встретиться мне и президенту Российской Федерации. В каком угодно формате – я это повторял и предлагал уже несколько лет. Я знаю только одно. История не простит нам потерь нашего населения.

Потерь нашего народа нам не простит страна. И потери наших территорий нам не простят наши будущие поколения. Они спросят, за что мы воевали. Я хочу, чтобы наши люди точно знали, где мы. Кто у нас друзья, а кто сомневается. Я не скажу, что у нас на Западе есть враги. Нет. Просто есть люди, которые ради нас готовы на всё. А есть те, кто не готов. Вот и всё. И если мы говорим о каком-либо компромиссе, важно понимать цену этих компромиссов. Я сказал, когда стал президентом: мы не можем уступить ни одной пяди нашей земли. Мы должны сделать всё, чтобы Донбасс и Крым вернулись. Это не банальность, об этом думают, в это верят все наши люди. Сейчас стоит вопрос, когда мы сможем остановить войну. Это вопрос. Я считаю, что не нужно адресовать России громкие фразы. Они ни к чему не приведут. Нам предъявили ультиматум: "Выполните все пункты – тогда мы прекратим войну". Это неправильно, никаких результатов это не даст. Это зависит не только от меня, вопрос в том, о чем мы говорили: народ и власть едины. Мы все не сможем этого сделать. Нельзя ставить ультиматумы...

- Ультиматум выполнить нельзя?

- Ультиматум Украина выполнить не сможет, вот и всё. Просто физически не сможет. Мы потеряли людей. Как после этого можно выполнить ультиматум? Нас всех нужно было бы уничтожить – тогда их ультиматум будет выполнен автоматически. Например: "Отдайте нам Харьков". Или, скажем: "Отдайте нам Мариуполь, отдайте нам Киев". Ни харьковчане, ни мариупольцы, ни киевляне, ни президент – мы не сможем этого сделать. И мы это видим в оккупированных городах – в Мелитополе, Бердянске, повсюду. Когда они входили в города, люди им не сдавались. Они поднимают флаг – люди снимают. Они убили человека – да, люди спрятались, а ночью пришли и сняли флаг. Чего вы хотите? Всех нас уничтожить? Поэтому я и говорю: мы можем выполнить ультиматум, только если нас не будет. Вы можете автоматически захватить город, но жить и работать там будете сами. Жители или уйдут оттуда, или, если не смогут уйти, будут сражаться до конца. Поэтому ультиматум – плохой метод, он ведёт к геноциду и уничтожению украинского народа. Мы сейчас так настроены. Поэтому нужен диалог. Но мы – за мир, я еще раз повторю это: каким бы сложным ни был мир, он лучше войны. Несмотря на то, что мы ненавидим войска, которые уничтожают нас, убивают наших людей, мы ненавидим их политику. Нам все равно, мы все-таки хотим мира, и нужно сесть и разговаривать. Правильное слово – переговоры. Вести переговоры, как положено.

Но переговоры, а не выполнение ультиматума. Это важный момент. В диалоге можно найти компромисс. Для меня любые компромиссы – в целом вопрос времени. Потому что сейчас ненавидят каждое слово, каждое требование, каждый путь, каждую гарантию безопасности. Каждую... понимаете, да? Надо, чтобы пришло время. Если люди хотят прекратить войну, сначала прекращается огонь, выводятся войска. Президенты встретились, договорились о выводе войск, о том, что есть какие-то гарантии безопасности. Тут можно найти компромиссы. У нашей безопасности могут быть определённые гарантии. Нам должны сказать, что завтра Украину принимают в НАТО, больше с этим играть нельзя. Или сказать: сейчас не берем. И это правда. Они и сами понимают, что не хотят воевать с Россией, потому и не принимают нас. Ответ очень простой. Мы же все понимаем: нас не принимают, потому что боятся России. Вот и всё. И нам нужно успокоиться и сказать: "Окей, нам нужны другие гарантии безопасности". Есть страны – члены НАТО, которые хотят стать гарантами нашей безопасности. К сожалению, нам не могут предложить полновесного членства в альянсе, но эти страны готовы делать всё то, что делал бы НАТО, если бы мы были членами НАТО. Я считаю, что это нормальный компромисс – и это компромисс для всех. Для Запада, который не знает, что с нами делать в вопросе НАТО. Для Украины, которая хочет гарантий безопасности. И для России, которая не хочет дальнейшего расширения НАТО и говорит, что у нее со странами НАТО, с Западом были такие договоренности.

Поэтому и требуется найти компромисс, который поставит точку и прекратит войну. Для России это еще не точка. Они в открытом письме – я не помню, кто это был, министр иностранных дел или кто другой, уже не помню. Ну, в принципе президент России сказал то же самое... Прекратите разговаривать с нами словами типа "денацификация". Мы сразу сказали, что это звучит как ультиматум, и мы его не принимаем. Если нас в нацизме начнут обвинять люди, которые идут по пути нацизма, мы не сможем это принять. Публичная риторика может быть любой, это право каждой страны мира. Но в юридической риторике этого не будет.

- Господин президент, какова роль Крыма и Донбасса в этом компромиссе?

- Дальняя роль. Поэтому я и говорю про подходы. Я считаю, что это очень сложная история. Для всех. И Крым, и Донбасс. Для всех сложная. Чтобы там найти какой-то выход, надо сделать этот первый шаг, о котором я говорил: гарантии безопасности, прекращение войны. При этом мы договариваемся, что откладываем вопрос временно оккупированных территорий. Мы решим его, но после войны. Почему? Потому что это слишком горячая тема, как я уже сказал. Слишком горячая. Сначала закончим этот блок переговоров, а потом – пожалуйста, давайте договариваться. На первой же встрече с президентом России я готов поднять эти вопросы – они актуальные, для нас они важные, – об оккупированных территориях. Но! Я уверен, что решатся они не на этой встрече. Потому что, как вам сказать...

Если быть совсем честным, в части гарантий безопасности мы с вами должны будем говорить про изменения в конституции, в украинском законодательстве. И если мы будем про это говорить, в любом случае это будет решать не только президент, это достаточно долгий процесс. Это будут решать и Рада, и народ Украины. И когда я говорю "народ Украины", в принципе, на этих переговорах с Российской Федерацией надо будет договариваться по блокам. Я уже объяснил это делегациям на переговорах. С российской делегацией я не встречался, только с нашей, и я им объяснил: "Когда вы говорите про те или иные изменения, которые могут стать историческими, мы никуда не денемся – мы придем к референдумам". Народ скажет свое слово, даст ответ на те или иные форматы компромиссов. А какими они будут – это уже вопрос наших договоренностей и понимания между Украиной и Россией.

- Со сколькими главами государств вы говорите каждый день?

- Каждый день? С восемью-десятью.

- Кто ваш любимый?

- Любимый?

- Любимый лидер.

- Я не знаю. Я могу сказать, с кем у меня слишком много точек соприкосновения. Не "слишком" много... Не поймите неправильно...

Много точек соприкосновения с Дудой, Анджеем Дудой. С Макроном. Особенно много – с Борисом Джонсоном. С нашими… со странами Балтии...

- С кем вам больше нравится говорить?

- С кем нравится больше? С моей женой... Извините...

- Я хотела бы попросить вас сказать что-то украинцам, которые сейчас из своих окон, на своих улицах, в своих городках видят российских солдат. Что бы вы им сказали? Но перед этим у меня еще один вопрос, короткий. Вы в интервью Си-эн-эн сказали, что если президент Путин... если провалятся эти переговоры, о которых вы говорили как о "подходе", есть риск Третьей мировой войны. Что вы имели в виду? А потом про украинцев.

- Я имел в виду то, что Путин не собирается прекращать эту войну. И что Украина для него – промежуточный шаг к результату, о котором он уже говорил. Идти дальше на Европу: сначала забрать страны Балтии, которые входили в Советский Союз, а потом и другие страны, в которых была советская армия и на которые влиял СССР. Я говорил нашим партнерам, в том числе господину Шольцу, что российские солдаты могут дойти до их границы. И мы понимаем, что это точно будет Третья мировая война. Я сказал, что если наши переговоры с Путиным провалятся, это будет четким сигналом: он не случайно выдвигает такие требования, которые Украина вынуждена будет отвергнуть.

Это же такие требования, знаете, – как капкан. Выдвигаются такие требования, чтобы мы не могли согласиться, и Путин мог сказать: "Они просто не захотели мира. Я же вам говорил!" И затем собрать все свои силы на границах со странами Европы и НАТО. Это будет Третья мировая.

- Если бы вы встретились с господином Путиным через десять минут...

- Через десять? В Киеве?

- Что бы вы ему сказали? Какой была бы первая фраза?

- Я бы постарался затронуть всё то, что смущает Путина и чем недовольна Российская Федерация, и сказал бы всё, что думает украинский народ. Подробно. Если бы у меня была возможность, а у России – желание, мы бы затронули все вопросы. Поверьте мне. Решили бы мы все вопросы? Нет. Однако есть шанс (и это самое важное) прекратить войну и решить часть вопросов. И понять, что без решения невозможно. Что, уничтожая нас, они уничтожают себя. Я не хочу, чтоб мы вошли в историю как герои и как народ, которого нет. Я этого не хочу. Я, президент, не хочу такого героизма для украинского народа. Вообще не хочу. Но если они уничтожат себя, то не останется даже героизма.

- Господин президент, в Европе это крупнейший кризис с беженцами после Второй мировой войны. Десять миллионов украинцев покинули свои дома, три с половиной миллиона бежали за границу. Что вы скажете тем людям, которые сейчас за границей, и тем людям и странам, которые их принимают?

- Только одно. Защищайте себя, чтобы защитить не только будущее, но и настоящее. Всем нужно стать украинцами, хотя бы временно. Побыть в нашей шкуре, чтобы почувствовать: идёт война – и ты можешь потерять всё. И свою жизнь, и всё, что тебе дорого. Чтобы почувствовать эту боль. Не страдайте за нас. Не надо просто страдать. Но если вы это чувствуете, сделайте всё, что можете, чтобы прекратить это. Вы сделаете это для себя. Каждый человек, что бы он ни делал... Люди по сути своей, кем бы они ни были, – все равно люди, которые думают в первую очередь о себе, о своей жизни. Пусть они сделают это ради себя, ради своей жизни – станут украинцами. Спасибо. Всего хорошего. Большое спасибо.