Елена Скульская: как носить "Шинель" Даниила Зандберга?
Николай Гоголь вел жизнь скрытую и странную: для сочинительства он специально одевался в удивительные костюмы, которые подбирал долго и придавал им особенное значение. Писал он стоя, на ноги вместо сапог надевал длинные шерстяные чулки выше колен; поверх расшитого камзола надевал бархатный фрак; шею закутывал большим разноцветным шарфом, а на голове у него красовался расшитый золотом кокошник – совершенно дамское украшение.
Он прекрасно разбирался в моде, и его персонажи – женщины или мужчины – всегда запоминаются не только своими характерами, но непременно и одеждой. Стоит только вспомнить "Ревизора", как немедленно перед глазами встают дочь и жена Городничего, выбирающие платья. Дочь говорит: "Фи, маменька, голубое! Мне совсем не нравится: и Ляпкина-Тяпкина ходит в голубом, и дочь Земляники в голубом. Нет, лучше я надену цветное". А мать отвечает: "Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе будет гораздо лучше, потому что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое". Дочка в ужасе: "Ах, маменька, вам нейдет палевое". Так входит навсегда в наше сознание загадочный палевый цвет – это цвет соломы, но для нас он связан с Гоголем и его представлениями о пошлости и убогости. И Чичиков вспоминается во фраке брусничного цвета с искрой, да и многие другие герои, представленные прежде всего именно своим гардеробом.
Одежда для Николая Гоголя естественно переходила в символ, в один из самых существенных признаков персонажа, а потому и его "Шинель" стала восприниматься нами важнейшим знаком русской литературы. И уже через эту одежду – ветхую, всю в заплатах, или, напротив, украшенную богатым воротником (тут персонаж небольшого достатка выберет на воротник кошку, да такую кошку, которую издалека легко можно принять за куницу – дорогой мех) мы стали понимать маленького человека и его тайные счастливые мечты.
Термин visual theater — визуальный театр, где нет слов, а всё наше внимание сосредоточено на "картинке", позволяет абсолютную свободу трактовок, зритель имеет право опираться на свое собственное воображение и, как в каком-то смысле в театре абсурда, делать собственные выводы из увиденного. "Шинель", поставленная Даниилом Зандбергом именно в этом жанре, конечно, вводит наше воображение в известные берега: зрители, скорее всего, знают сюжет (впрочем, тут нет ни у кого из пришедших в театр никаких "школьных" обязательств!).
Итак, несчастный Акакий Акакиевич нуждался в новой шинели, старую уже никак нельзя было поправить, жить в окружении насмешек и травли из-за ветхости одежды становилось совершенно невозможным, вот и решил он построить себе новую шинель. А был он скромным переписчиком, любил буквы – одни больше, другие меньше, перед сном думал о том, что же ему достанется переписывать завтра… И шинель, в конце концов, была построена с чудесной кошкой на воротнике, да только в момент счастья и торжества шинель у него украли. Вернуть шинель не удалось, "значительное лицо", к которому обратился Акакакий Акакиевич, не помогло, последовала горячка и смерть, а затем призрак маленького чиновника стал появляться в Петербурге, срывая шинели с прохожих и даже напав на это самое "значительное лицо".
Спектакль создан режиссером в идеальном тандеме с художником Розитой Рауд. Все виды шинелей, то есть, по сегодняшним меркам, просто верхней одежды, представлены на сцене – и маленькие, скромные, и модные витринные, и страшные, угрожающие, и подавляющие, унижающие. У каждой из них проявляется человеческий характер, отделенный от человека и в человеке не нуждающийся. То появляются фигуры, у которых вместо голов – торчащие крючки от вешалок; эти крючки прекрасно заменяют головы. Головы, собственно говоря, и не нужны, если на человеке есть достойная одежда, – эта мысль постановщика является важнейшей для понимания спектакля. Крючки в одежде танцуют и веселятся (отличная работа хореографа Ольги Привис). Но есть шинели и вовсе без симуляции голов – они более значительны, они стоят на колесиках, они двигаются, изменяя расстановку сил в этом мире. Есть шинели со входом и выходом – домики, в которых можно спрятаться, скрыть свою истинную сущность. А есть шинели-монстры, тираны, диктаторы, у них есть мощные клещи вместо рук, это они срывают с Акакия Акакиевича шинель и обрекают его на гибель. А потом он сам, уже призраком, нападает на людей и срывает с них шинели и разрывает их на части, он уничтожает ненавистную несправедливость!
Замечательно справился с ролью Акакия Акакиевича Таави Тыннисон. Мы все время следим за его лицом, отражающим знаменитую цитату: "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?" Он пожилой ребенок, затравленный старик-подросток, отовсюду вылезают перья, с которыми прошла его жизнь, а больше, кажется, ничего не было. Разве что, как сказано у Гоголя,"лошадь, положившая свою морду ему на плечо, могла вернуть его в реальность петербургской улицы с середины какой-то строчки"; лошадь, кстати, тоже прогуливается по сцене, напоминая нам о будущей встрече с начальством. И даже когда разрывает Акакий Акакиевич чужие шинели, мы не видим на его лице злобы, по-прежнему торжествует там детская изумленность и непонимание, за что нанесли ему столько обид? (Художник по свету Антон Андреюк). Дополняет актерский ансамбль Анти Кобин, Евгений Моисеенко, Геттер Мересмаа, Стэффи Пярн. Это всё чиновники в карикатурных масках из страшных ночных кошмаров мелкого чиновника, это манящие женщины, о которых никогда и мечтать не смеет мелкий и жалкий чиновник, это – воплощение пошлости жизни, в которой прозябает герой и в которой прозябал сам Гоголь, уверяя окружающих, что Пушкин именно за разоблачение пошлости жизни более всего хвалил его.
Следует высоко оценить и деликатную работу композитора Маркуса Рабана: он не настаивает на своем первенстве, не делает музыку главной составляющей, он лишь помогает понять состояние персонажа, его внутреннюю мелодию, его трагедию и отчаяние.
Словом, в спектакле "Шинель" сложилась команда, где ни один из участников не может обойтись без другого, где нет слабых и отстающих, но все обеспечивают успех друг другу. Это очень красивый спектакль о том, как предметы, оживая, заслоняют человека, меняют его сущность, вычеркивают человека из жизни, отнимают у него душу. "Шинель", написанная Гоголем словами, не уничтожена, но переведена в другой вид искусства, у которого свои законы и против которых классик, полагаю, не стал бы возражать.
Премьера спектакля в Eesti Noorsooteater состоялась 10 апреля.