Центральный союз работодателей Эстонии недавно выступил с заявлением, в котором выразил возмущение планом Министерства образования и науки ужесточить требования относительно знания эстонского языка в сфере услуг. Союз отметил, что некоторым работникам сферы услуг не обязательно знать эстонский язык, что не знание грамматики важно и что смягчение языковых требований "превратило бы возможность предлагать услуги на эстонском языке в конкурентное преимущество".

В таком случае было бы интересно узнать, почему при нынешних менее жестких языковых требованиях эстонский язык в сфере услуг не процветает?

Конечно, мы понимаем, что работодателям выгодно иметь в обществе прослойку людей, которые из-за незнания языка социально уязвимее и зарплата которых из-за этого может быть максимально низкой. Разговоры о том, что "эстонцы такую работу делать не будут", – лишь одна сторона медали. По какой-то причине эти эстонцы едут в Финляндию и другие страны на те же самые работы. Вопрос, как всегда, в деньгах.

Но с точки зрения языка вопрос заключается в чем-то гораздо более важном.

Давайте посмотрим на все это не с точки зрения работодателей, а с точки зрения эстоноязычного ребенка. Допустим, речь идет о ребенке начальной школы. Он только что научился ездить на общественном транспорте между школой и домом. Но если он вдруг забудет свою остановку, то не сможет обратиться за помощью к водителю автобуса, потому что тот не говорит по-эстонски.

Перед тем как пойти домой, этот ребенок заходит в продуктовый магазин. Обратившись к работнику отдела с горячей едой, он выясняет, что тот не очень хорошо понимает по-эстонски. Приходится показывать пальцем или объясняться жестами. А когда он будет стоять в очереди, может получиться так, что он будет первым за долгое время покупателем, с которым кассир поговорит по-эстонски. Автоматически кассир обратится к ребенку сначала по-русски.

Дома, когда уроки сделаны, этот ребенок сидит в интернете или смотрит телевизор. И там эстонский язык уже в основном не звучит. А на следующий день он идет в школу и попадает – по крайней мере, в Таллинне – в среду, где, согласно недавним новостям, до половины его одноклассников говорят на другом языке. Даже если в классе говорят на упрощенном эстонском, чтобы все понимали, о чем идет речь, на переменах звучит русский или какой-то иной язык.

Уроков эстонского языка в этой школе в неделю по-прежнему меньше, чем уроков иностранного. Эстонская литература, которая должна обогащать словарный запас и мышление, как самостоятельный предмет в расписание не включена. Есть литература, суть преподавания которой зависит от учителя. И хотя учителя литературы, как правило, это люди с чувством миссии, только что стало известно, что этой осенью к работе в школах приступит целый ряд учителей без педагогического образования. В том числе и в классе описываемого здесь ребенка.

Вот такой может быть жизнь эстоноязычного ребенка в то время, когда мы только что отметили 33-ю годовщину восстановления нашего государства. Конечно, наверняка найдутся уважающие себя политики, которые сразу же окрестят беспокойство по поводу эстонского языка нытьем или ворчанием.

Давайте посмотрим на это с точки зрения ребенка. Когда ребенок начинает ныть? Обычно тогда, когда он устал и перегружен. Когда он чувствует, что его психика больше не выдерживает окружающей действительности.

Если уж и сетовать на то, что эстонцы стали слишком много ныть, то следует признать, что причиной тому – ставшие невыносимыми ситуации. Кажется, что всего слишком много: новых налогов, новых запретов, приказов и угроз, новых, не владеющих местным языком иммигрантов и просто всевозможных предсказаний катастроф.

Далее есть несколько возможностей. Какие-то дети с более сильным характером начнут упрямиться по-серьезному. Какие-то более мудрые родители изменят ситуацию так, чтобы нытье прекратилось и до нытья не дошло. Они будут думать о благополучии ребенка, а не о наказании и утверждении собственной власти.

Конечно, есть еще один вариант – вообще не заботиться об этом эстоноязычном ребенке. Продолжать в том же духе, что и сейчас. На сколько хватит этих эстоноязычных детей, если государство и его правительство не заинтересованы в том, чтобы у эстонских семей и работодателей были эстонская языковая и культурная среда? Работодателям стоило бы самим начать заблаговременно учить иностранные языки. В одной лишь Южно-Африканской Республике 11 официальных языков. Поле деятельности широкое.