- Спектакль "Записки сумасшедших". Главные герои ищут себя в жизни, ищут свое место в жизни. Вы лично нашли свое место в жизни, в новой жизни? 

- Я в поиске. В активном, но уже с ощущением перспективы. Если какое-то время назад этого ощущения не было, то сейчас эта перспектива стала нащупываться.

- Что вам позволяет эту перспективу нащупывать? 

- Ощущение, наверное, нужности, что ты востребован как художник. Меня очень вдохновила последняя работа с Димой Крымовым (спектакль "Записки сумасшедшего). Потом были репетиции в Vaba Lava по пьесе Михаила Дурненкова (спектакль "Исцеление"). Это русский драматург, который осудил вторжение в Украину и также был вынужден уехать. Мы играем с Юлией Ауг. Мне очень понравилась команда Vaba Lava, режиссер и Юля. Мы с такой любви так быстро сделали, по-моему, чудесный спектакль. Кстати, скоро снова покажем его в Таллинне.

- Вы живете в Латвии. Эта страна для вас стала домом или это полустанок, где вы ждете, когда закончится тот ужас, который происходит, чтобы вернуться на родину? 

- Латвия стала домом. Я с радостью возвращаюсь туда. Когда прилетаешь и едешь из аэропорта, там есть такой участок дороги, где виднеется старый город, Старая Рига. И так тепло становится, так хорошо и спокойно. Да, Рига стала домом. У меня там появились прекрасные друзья - и русские, которые также уехали в начале войны, и латыши.

- Вы в Риге в Латвии чувствуете себя своей? 

- Я вообще нигде не чувствовала себя своей. Я не знаю, что это за понятие. Я чувствую тепло и комфорт от людей, которых я люблю и которые любят меня. Я не знаю, что такое чувствовать себя своей и как можно чувствовать себя своей. В Москве не чувствовала себя своей. В родном городе, в Казани, тоже не совсем чувствовала себя своей, потому что я уехала в Москву. Потом три года жила в Берлине. Я просто не задаюсь такими вопросами. У нас маленький земной шарик, и я чувствую себя своей на нашем земном шарике. В космосе, наверное, я не чувствовала себя своей. Здесь я человек мира, человек земли. Как вы, как любой другой человек, я ненавижу все вот эти: свой не свой, границы не границы. 

- Спектакль "Записки сумасшедших" хотели ставить в Риге, в Национальном театре. Но его показ отменили, потому что он на русском языке. Как можно объяснить то, что ужас, который происходит в Украине, переносится на весь русский язык, на всю русскую культуру?

- Со стороны украинцев, которые сидят под бомбежками, это очень объяснимо, потому что это язык зла на сегодняшний день. Что касается, например, латвийского театра, мне это необъяснимо. Я категорически против такого упрощения и такой примитивности восприятия. Язык - это средство коммуникации. Именно благодаря словам, договоренностям, дипломатии можно избежать войн. Лишать себя средства коммуникации, на мой взгляд, очень глупо. Но мы гости в этой стране, поэтому как бы было принято решение. На мой взгляд, решение было не умное. Но я не знаю, я не разговаривала с этими радикальными людьми, мне было бы интересно поговорить с ними, конечно. В Латвии есть такие активисты, которые блюдут чистоту языкового пространства. Но у меня не было такой возможности подискутировать, задать им вопросы. Может быть, я чего-то не знаю, чего-то не понимаю. На сегодняшний день пока такой дискуссии между нами не было. Мне кажется это решение очень недальновидным и опасным, честно говоря. Потому что в Латвии почти 40% русскоговорящих людей. И это их, как мне кажется, обижает такое отношение к русскому языку. При том, что многие из них говорят по латышски или их дети билингва. Я учу латышский язык с радостью, удовольствием. И с удовольствием играю на нем и говорю на нем тоже с удовольствием. Мне кажется, наоборот, возможность пользоваться словами и делает, собственно, из нас людей.

- Вам легко было выучить латышский язык?

- Не могу сказать, что легко, потому что он очень другой. Он очень уникальный, он фонетически не такой простой. Но я делала это с удовольствием, потому что когда ты начинаешь уже ощущать, что это не какая-то китайская грамота, ты уже различаешь слова - это очень азартно было.

- Возвращаясь к теме отношения к русскому языку, к русской культуре, ко всему, что связано с Россией. Как вы считаете, должны ли все россияне нести ответственность за то, что сделало их правительство?

- Мне кажется, это большая разница. Русский язык отдельно, а что сделала Россия отдельно. Это нельзя складывать. Не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос. Что такое все россияне? Я просто не понимаю этих обобщений. Мои друзья Женя Беркович и Света Петрийчук сидят в тюрьме за то, что они посмели высказать свою эмоцию талантливым образом в стихах и выступить против войны. Кто-то, наоборот, поддерживает эту войну. Мне кажется, да, мы все несем ответственность, и вы несете ответственность, и россияне, которые там живут, и Европа, и Америка. Все в какой-то степени несут ответственность. Как говорил в романе "Бесы" герой Достоевского священник Тихон, греха единичного нет. Каждый в чужом грехе хоть в чем-нибудь да повинен. Я считаю, что да, если разбирать это все совсем подробно, я несу ответственность и каждый несет ответственность.

- В одном из интервью вы сказали, что война - это такая точка, где все остановилось. Нет ни прошлого, ни будущего. И надо это время просто переждать. А не получится ли так, что, пережидая время, можно в нем застрять? Что вам помогает не застрять в одной точке?

- Я не могла такого сказать, потому что я так не чувствовала никогда. Я не знаю, что такое переждать. Знаю, что с болью можно справиться, с ощущением физиологического ужаса можно справиться. Например, я не могла полтора года выйти из депрессии, потому что понимала, с чем это связано. Я все это понимала и пыталась все равно продолжать жить, искать хоть какие-то светлые пятна в этом мраке.

- Что давало силы?

- Сначала люди, потому что я не могла слушать музыку. Эмоциональный фон был настолько накалена, что даже музыка, любимые песни, которые всегда мне помогали, Бах или Шопен, не помогали. Не могла слушать ни единой ноты, потому что понимала, эмоционально я настолько перенакалена, что просто начинала плакать, рыдать. Какое-то время не могла слушать музыку, читать книги, смотреть фильмы. Потом постепенно твой организм перестраивается и начинает адаптироваться к этому состоянию. Мне очень помогло то, что у меня была возможность помогать украинским беженцам, и это меня как-то сконцентрировало, зафиксировало. Я занималась конкретным делом, и это меня лично спасло. Друзья, которые не бросили в сложный момент. В общем, я поняла, что главное богатство - это люди вокруг.

- Вы сказали, что помощь другим помогла вам самой выйти из того состояния, в котором вы находились. У вас в России был и сейчас есть благотворительный фонд "Подари жизнь", но вы уже не его учредитель и не входите в совет фонда. Насколько тяжело было то, что было одним из дел вашей жизни теперь не ваше?

- Слушайте, это никто не отнимет у меня. Это навсегда останется делом моей жизни. А то, что я больше не занимаю какую-то официальную должность, это меня совершенно никогда не волновало. И сейчас, собственно, тоже не волнует.

- Вы продолжаете сотрудничать с фондом и помогать?

- Я не могу этого сказать вам сейчас. То, что это из моего сердца никому не выковырять, это безусловно.

- Живя в Латвии, вы продолжаете помогать, например, украинским детям. Есть какая-то разница в оказании помощи и работе тогда в России и сейчас?

- Нет. Это делает тебя немножко счастливее. Ты понимаешь собственную нужность. Просто, когда включаешься, ты делаешь это, начинаешь придумывать что-то. Нет, я не вижу никакой разницы. Когда вокруг собираются тебя люди, которые втягивают тебя в эту помощь, ты просто вдохновляешься ими. Вливаешься в этот поток и существуешь вместе с ними. Наверное, есть где-то какие-то фонды, которые нечистоплотные. Я слышала, что в Эстонии был какой-то скандал с фондом, который помогал украинским беженцам. Его в итоге закрыли и чуть ли не уголовное дело завели. Но мне такие, к счастью, не попадались.

- Когда закончится война, вы вернетесь в Россию?

- Не думала пока над этим вопросом. Я его оставила открытым. Это зависит от очень многих факторов, включая мою собственную стойкость, потому что это не просто.

- Стойкость к чему?

- Эмоционально вернуться на те же улицы, уже не говоря о встречах с людьми, которых ты считал своими, не друзьями, но достаточно близкими приятелями, которые предали тебя. И целый театр, а не только конкретные люди. Я не уверена, что я смогу справиться с этим. Когда мы репетировали спектакль "Исцеление" в Нарве, мне сказали, что вот там улица, там мост и там уже Россия, я вдруг поняла, что у меня началась идиосинкразия, у меня стало биться сердце просто от одной информации. Я не могла прийти в себя. И не пошла ни на эту улицу, ни на этот мост, ни смотреть в сторону России. Я поняла, что что-то такое есть, что-то кроется непонятное, неизведанное внутри меня самой.

- После начала войны из России уехало огромное количество людей. Они разные, у них разные обстоятельства, они живут в разных странах, и большинство из них тоже находились или находятся в состоянии фрустрации. Что бы вы им посоветовали, как, как справиться, как найти, как начать жить на чужбине?

Понимать, что жизнь одна. Она здесь и сейчас. И другой не будет. И никто не знает, что с нами случится завтра. Может, завтра упадет кирпич на голову. Хотя Булгаков это опровергает, но тем не менее. Мое участие в помощи детям, которые болеют раком, настолько меня убедило в хрупкости нашей жизни. Поэтому жить здесь и сейчас, постараться во что бы то ни стало находить какие-то радостные моменты, думать о своих близких, о друзьях, о людях, фокусироваться на внимании к ним, помощи к ним. И верить во что бы то ни стало, что рано или поздно эта темная полоса пройдет, наступит белая. Просто нужно дождаться.