В 2011 году в экономике Эстонии произошли огромные изменения: была отменена эстонская крона и введен евро. Хотя это было решающее и важное изменение, фискальная политика Эстонии в результате не изменилась.

Евро предоставил Эстонии значительные возможности по сравнению с кроной, однако эти возможности по большей части остались неиспользованными. Можно даже сказать, что неиспользование возможностей, предоставленных единой валютой Европейского союза, не снизило риски, а, напротив, создало новые риски, которые в значительной степени реализовались и оказали негативное влияние на конкурентоспособность Эстонии и благосостояние ее жителей.

Свои деньги, свой риск

Когда у Эстонии была собственная валюта – эстонская крона, это означало, что Эстония отвечала как за денежно-кредитную, так и за бюджетную политику. Необходимо было поддерживать ценность денег, контролировать инфляцию, обеспечивать стабильность валюты и сохранять доверие в глазах внешнего мира. Все это требовало строгой дисциплины.

В эпоху кроны защита валюты была приоритетом, особенно с учетом того, что крона была привязана к системе валютного совета: крона была привязана к немецкой марке (а позднее и к евро) по фиксированному курсу. Это означало, что Банк Эстонии не мог самостоятельно печатать больше денег или свободно менять процентные ставки. Независимость денежно-кредитной политики была ограниченной, но необходимой в интересах стабильности. Доверие финансовых рынков нужно было заслужить.

Если бы государство начало активно заимствовать и увеличивать дефицит в период существования кроны, это могло бы оказать давление на обменный курс кроны. Рынок начал бы сомневаться в стабильности кроны, что в свою очередь могло бы привести к валютному кризису. Таким образом, бюджетная дисциплина и сбалансированный бюджет были буквально линией защиты фискальной политики в эпоху кроны. Важно было лучше немного переборщить с консерватизмом фискальной политики, чем вызвать хотя бы малейшие сомнения в надежности кроны.

Общие деньги, общий риск

Переход на евро означал полное изменение экономической структуры Эстонии. Эстония передала почти весь суверенитет денежно-кредитной политики Европейскому центральному банку (ЕЦБ). Банк Эстонии не управляет процентными ставками и не контролирует денежную массу, все происходит во Франкфурте.

Евро также означает общее доверие. Прочность евро обеспечивается не только экономической и политической мощью Эстонии, но и всей еврозоны. Доля Эстонии в экономике всей еврозоны крайне мала. Таким образом, если эстонское государство будет занимать умеренно и в соответствии с правилами еврозоны, это практически не окажет влияния на стабильность валюты. Это означает, что Эстонии при составлении своего государственного бюджета не нужно учитывать цель обеспечения стабильности евро. Цель скорее заключается в увеличении потенциала экономики и государства.

По сути, переход на евро означал, что Эстония получила от Евросоюза очень большой подарок – возможность брать кредиты на очень выгодных условиях и в очень большом объеме. В период с 2015 по 2020 год Эстония могла взять десятилетний кредит с процентной ставкой около 0,3% годовых. Эти деньги можно было бы использовать для крупных инвестиций в прибыльные проекты, такие как инфраструктура, энергоэффективность, образование, здравоохранение и т. д.

Значительная часть этих инвестиций окупилась бы исключительно за счет инфляции, поскольку осуществление тех же инвестиций сейчас обходится значительно дороже. И, конечно же, некоторые из этих инвестиций также создали бы денежный поток, с помощью которого можно было бы погасить низкопроцентный кредит. Благодаря такому низкопроцентному кредитному ресурсу не нужно быть инвестиционным гением, чтобы найти объекты инвестирования, которые при низких рисках окупятся.

Эстонские политики заняли противоположную позицию и отказались от почти беспроцентных вариантов кредитования. Они придерживались крайне консервативной политики 1990-х годов, что привело к проблемам в контексте евро.

Консервативная фискальная политика была представлена ​​как способ избегания риска, но на самом деле были отменены стратегические инвестиции. Это не снизило риски, а наоборот, создало их.

В свете кризисов 2020-х годов – пандемии коронавируса, инфляции, энергетического кризиса – стало ясно, что излишняя осторожность, по сути, является системным риском. Когда, наконец, возникла необходимость отреагировать, это пришлось делать быстро с помощью дорогих кредитов. Решения, принятые в 1990-х годах с учетом времени и места, в 2020-х годах оказались не только неэффективными, но и просто вредными. На фоне высоких процентных ставок у нас возник дефицит бюджета и значительно увеличилось налоговое бремя.

Как благие намерения обернулись риском

Возникает вопрос, почему Эстония допустила такие ошибки, ведь ни один политик не желает Эстонии ничего плохого.

Строгая и консервативная бюджетная политика, которая оказалась рискованной, началась в эпоху кроны. В то время это была успешная и оправданная политика, доверие финансовых рынков нужно было заслужить, а система валютного управления не допускала гибкости денежно-кредитной политики.

Поскольку бюджетная политика при кроне принесла успех, то у политиков сложилось впечатление, что это правильный и "ответственный" способ действовать и в эпоху евро. Политики не понимали принципиальной разницы между эстонской кроной и евро, и не видели возможностей, которые предлагал евро.

К сожалению, установки времен кроны сохранились, и уже не как инструменты, а как идеологические догмы. Священный принцип бюджетного баланса, абсолютное неприятие государственного долга и связь заимствований с "моральными рисками" формировали политику даже тогда, когда обстоятельства больше не требовали этого.

В политической риторике Эстонии отказ от заимствований часто представлялся в виде моральных принципов, таких как "нельзя жить за счет будущих поколений" и "кредиты – это решение для ленивых". Это звучит как народная мудрость, и так оно и есть, но следует учитывать, что в былые времена у этого народа было в основном максимум три класса образования. У них не было доступа к финансовым знаниям. Их философия избегать кредитов была вполне оправданной, поскольку кредит не следует давать человеку с образованием трех классов. Однако механический перенос этой философии на международную макроэкономику XXI века абсурден.

Таким образом, в Эстонии сложилась своего рода "моральная финансовая политика", в рамках которой отказ от кредитов сам по себе является добродетелью, независимо от того, имеет ли это экономический смысл, служит ли это национальной выгоде или приносит прибыль. Решения основывались на исторических убеждениях.

Эта позиция была также подкреплена международным вниманием. Низкий государственный долг Эстонии подчеркивался в ряде зарубежных обзоров и статей. Например, Эстония была упомянута как одна из немногих стран, которой после долгового кризиса еврозоны удалось удержать уровень задолженности ниже 10% ВВП.

Хотя низкий государственный долг Эстонии действительно иногда подчеркивался в иностранных СМИ, например, в сравнительных графиках и комментариях в международных экономических обзорах, влияние этих ссылок на внутреннюю политику Эстонии было несоразмерным. Распространение информации было избирательным: усиливались те сигналы, которые подтверждали уже существующее убеждение, что отказ от кредитов – это само по себе хорошо. В то же время те же источники игнорировались или преуменьшались, когда они указывали на недостаток инвестиций или будущие риски.

Такое избирательное использование информации создало обманчивое впечатление, будто финансовое руководство Эстонии было образцовым для всех. На самом деле это означало, что Эстония показала хорошие результаты на отдельных графиках, но на самом деле инвестиционные возможности часто оставались неиспользованными. Эстония отказалась от возможностей для укрепления экономики, улучшения услуг и повышения благосостояния людей, и ее конкурентоспособность снизилась.

На самом деле мораль в экономике заключается не в избегании долгов, а в умелом и ответственном использовании ресурсов. Использование капитала, когда он дешев и покрыт производительностью, – это мудрость, а не слабость. Игнорировать это не только неэтично, но и вредно. Грамотно сделанные инвестиции способны окупаться и приносить доход без необходимости привлечения дополнительных средств за счет повышения налогов. Подобные возможности получения дохода были упущены, когда соблюдался принцип "брать в долг – плохо, не брать в долг – хорошо".

Неиспользование Эстонией кредитного потенциала для прибыльных инвестиций сопоставимо с гипотетической ситуацией, когда, например, Норвегия знает, что у нее под землей есть запасы нефти и газа, но в силу каких-то моральных принципов отказывается использовать эти ресурсы и приносить доход как нынешнему, так и будущим поколениям, руководствуясь позицией прошлых поколений, которые не продавали нефть.

Экономическая политика Эстонии нуждается в изменении. Нам необходимо перестать полагаться на бесконтекстные догмы и адаптироваться к реальной экономической реальности, где смелое и продуманное инвестирование является одним из лучших способов обеспечения стабильности и процветания, а также получения дохода.