Политика XXI века нуждается в собственном новом идеологическом центризме, или третьем пути, который не являлся бы ни нынешней разновидностью левой идеологии, в основе которой лежат экологизм и воук-культура (повышенное внимание к вопросам, касающимся социальной, расовой и половой справедливости - ред.), ни нынешним радикальным правым популизмом или национал-консерватизмом.

К сожалению, партии политического мейнстрима (социал-демократы, либералы и умеренные консерваторы) не справляются с этой задачей и не имеют идей о том, как сбалансированно реагировать на главные вызовы этого века (глобализация, изменение климата, технологический переход и быстрый рост социального неравенства) и как создать вокруг них последовательные и привлекательные для масс нарративы.

Новые и более умеренные идеологии, вероятно, появятся на основе обновленных правых и левых идеологий, в значительной мере освобожденных от прошлых идеологических штампов. Однако это будет нелегким процессом, в котором предстоит несколько десятилетий серьезных кризисов, неудач и потрясений.

Описанная логика сама по себе не нова. Все это мы уже видели в XX веке. В конце концов, лицо прошлого века формировали не левые или правые экстремистские идеологии (то есть коммунизм и фашизм/национал-социализм), а умеренные мировоззрения, стремящиеся к новому равновесию, такие как социал-демократия и даже христианская демократия.

Но и тогда либерализм и консерватизм старого образца в стиле XIX века не смогли адаптироваться к новой ситуации и были вынуждены переосмыслить себя таким образом, что, например, к 1970-м годам либерализм трансформировался в ориентированный на рынок неолиберализм, а консерватизм во многих европейских странах превратился в гораздо более центристскую и менее националистическую христианскую демократию.

В истории трансформации идеологий в XX веке есть и мрачные главы. Потребовалось потрясение Второй мировой войны, чтобы более умеренные мировоззрения укоренились во второй половине столетия. Это зловещая перспектива и для нашего века: увы, без серьезных кризисов, потрясений и, возможно, даже войн ни политики, ни их избиратели не берутся за ум и не начинают искать более умеренные альтернативы.

В политике крупные изменения редко происходят эволюционно: чаще всего они развиваются через сбои и поворотные моменты, когда старые ценности, институты и привычные модели поведения переворачиваются с ног на голову, а участники политического процесса оказываются вынуждены идти совершенно иными путями.

Четыре основных вызова

Сейчас еще не просматриваются крупные катастрофы или переломные моменты, хотя в воздухе витает тревога из-за многочисленных кризисов. Источников беспокойства много, но если попытаться обобщить основные вызовы и дилеммы XXI века, то, на мой взгляд, их четыре.

Во-первых, противоречие между глобальной открытостью и национальной закрытостью, когда, с одной стороны, существует представление, что от растущей интернационализации и открытости так или иначе выигрывают все (позиция либералов), а с другой - страх потерять свою особую идентичность, отказаться от "национальных интересов" и т. д. (позиция национал-консерваторов). К этому относятся такие ныне актуальные темы как иммиграция, культурные войны, торговые войны и т. д.

Во-вторых, акселерация технологического перехода, который зачастую имеет непредсказуемые последствия. Сюда относятся предостережения о том, что автоматизация, роботизация и искусственный интеллект скоро лишат нас повседневной работы, и вплоть до противоположного мнения о том, что новые технологии позволят многим странам вырваться из нищеты и ловушки среднего дохода.

В целом, политические партии и политики пока не умеют осмысленно говорить о технологических изменениях: преобладает либо невежество (в лагере правых популистов), либо беспечный оптимизм (неолибералы), либо рисуют антиутопические сценарии неофеодального общества, в котором большинство обнищает и будет управляться горсткой гигантских технологических компанией (позиция мыслителей левого толка).

Третий серьезный вызов связан с ростом социально-экономического неравенства, который ускоряется в западном мире с 1970-х годов, причем изменение технологической и экономической структуры (переход к постиндустриальному обществу) грозит еще больше усугубить эту ситуацию.

В XX веке главный вопрос состоял в том, на что больше полагаться в обеспечении благосостояния граждан - на рынок или на государство. Хотя в XXI веке эта дилемма по-прежнему актуальна, к ней добавляется как общее, так и частное измерение.

Другими словами, должно ли государство всеобщего благосостояния и социальные пособия быть доступными для всех, независимо от национальности, цвета кожи, сексуальной ориентации, ценностей и т. д. (как, например, считают социал-демократы), или же помощь должна предоставляться только тем, кто ее "заслужил" (то есть белым, "нормальным", обычным гражданам, а не иммигрантам, прочим меньшинствам и т. д.). Такое представление известно под именем шовинизма благосостояния, и его крупнейшими пропагандистами являются правые популисты.

Четвертый серьезный вызов - это, конечно, изменение климата, масштабы которого могут быть настолько велики, что трудно даже представить потенциальный ущерб. В разговорах о политике борьбы с изменением климата преобладают крайние позиции: среди социал-демократов и либералов царит безграничный оптимизм в отношении "зеленого перехода", а среди правых популистов - тотальный климатический скептицизм, когда утверждают, что изменение климата не имеет никакого отношения к деятельности человека.

Кто сформулирует третий путь?

В политике идеологическая картина становится все более черно-белой. Либо ты либерал/социал-демократ, который поддерживает зеленую и воук-идеологию и верит, что глобальная открытость и полная толерантность сделают всех счастливыми, что зеленый переход неизбежен и что правительство должно одинаково относиться ко всем и поддерживать всех, независимо от их происхождения или иммиграционного статуса. Либо ты правый популист/национал-консерватор с диаметрально противоположными взглядами на все эти вопросы.

Получается, что третьего пути, пытающегося найти золотую середину, как бы не существует. Поэтому неудивительно, что степень социально-политической поляризации в западных демократиях в каком-то смысле достигла уровня 1930-х годов и, похоже, нет никакого противоядия от ее дальнейшего нарастания.

Но так ли уж безнадежна ситуация? Кто, в конце концов сумел бы сформулировать более умеренный средний путь? Как я уже намекал ранее, относящиеся к политическому мейнстриму социал-демократы, либералы и "зеленые" в левой части политического спектра и популисты и национал-консерваторы в его правой, вероятно, находятся вне этого круга. Все они уже слишком сильно вложились в углубление нынешнего противостояния; все они получают политические дивиденды от его продолжения и даже усиления. Им не хватает идей, мотивации и смелости идти на риск, чтобы серьезно пересмотреть свое мировоззрение, поскольку они опасаются, что ни их избиратели, ни члены их партий не поймут, если по многим важным вопросам они вдруг начнут говорить о более компромиссных и инновационных идеях.

Таким образом, зародыши более умеренных мировоззрений могут прорасти только на задворках социал-демократии, либерализма, консерватизма и зеленой идеологии. В тех кругах, которые не являются даже более радикальными, чем так называемый мейнстрим (что сразу исключает все виды левых и правых радикалов, а также радикальных феминисток, экосоциалистов и т. д.), но которые, напротив, гораздо более готовы к компромиссам и открыты для творческого синтеза новых идей.

Возможно, мы еще мало знаем об этих кругах, так же как в 1930-е годы мы мало знали о христианских демократах или социал-демократах, выступавших за менее ортодоксальный марксизм.

Контуры золотой середины

Какой же может быть эта доктрина "золотой середины"? Для этого следует попытаться очертить ее контуры, учтя все упомянутые четыре вызова XXI века. Новая идеология "третьего пути", вероятно, должна будет найти баланс между глобальной открытостью и национальной закрытостью, когда ни "политика открытых дверей", ни замкнутость в государственных границах не будут считаться устойчивыми путями развития.

То же самое должно произойти и в культурных войнах, где и нынешняя воук-идеология, и противостоящий ей нетерпимый правый популизм будут сметены на свалку истории и заменены чем-то более рациональным и отвечающим жизненным потребностям.

Новый "третий путь" должен будет очень серьезно отнестись к рискам технологических изменений. Он должен будет ограничить жажды контроля и прибыли гигантских технологических компаний, защитить права работников, но сделать это так, чтобы избежать левого уклона в зарегулированность, который душит рыночную экономику.

Эти идеологии центризма, очевидно, откажутся от сегодняшнего щедрого и универсального государства благосостояния, но вместо дискриминации и маргинализации меньшинств (о чем мечтают правые популисты-шовинисты) они будут систематически стремиться защитить потенциальных проигравших в процессе глобализации, зеленого и технологического перехода, которыми, как ни парадоксально, являются менее образованные мужчины (а не женщины и меньшинства, как часто полагают).

Не будем забывать, что умеренные идеологии XX века (социал-демократия и христианская демократия) процветали потому, что им удалось привлечь на свою сторону потенциальных проигравших от процесса индустриализации - рабочий класс, постепенно дерадикализируя его. Нет никакой надежды вырваться из нынешнего порочного круга поляризации, если мы не сможем излечить бациллу радикализма и тревогу по поводу своего социального статуса среди менее образованных людей молодого и среднего возраста, которые находятся среди проигравших от крупных структурных и культурных изменений XXI века.

Новый средний путь должен будет занять гораздо более реалистичную позицию по климатическому кризису и зеленому переходу, учитывая реальные технологические и социальные возможности. По моей оценке, нынешний перехлестывающий через край оптимизм и идеалистический климатический радикализм в отношении зеленого перехода не имеет будущего, как и полное отрицание климатического кризиса правым крылом.

Если в политических идеях XXI века не будет признано, что в "зеленом переходе" будут проигравшие и победители, как в любой другой великой общественной трансформации, не будет обуздана жадность победителей и не будет облегчена боль проигравших, у нас нет надежды вырваться из нынешнего порочного круга поляризации.

Есть ли еще время у Запада?

Несомненно, утрясти новую идеологию среднего пути - задача не из легких, поскольку помимо практических политических рецептов она также требует связного нарратива и набора ценностей, позволяющих рядовому избирателю понять, кто мы такие, зачем мы все это делаем и как мы все от этого выиграем.

Ранее я уже упоминал, что крупные изменения в политике редко бывают линейными и эволюционными; они сопровождаются поворотными моментами и сбоями, когда развитие сходит с накатанных рельсов и находятся новые, непроторенные пути. Как и в XX веке, в этом столетии, вероятно, потребуется крупный кризис или катастрофа, чтобы показать, что по-старому продолжаться не может.

По мнению многих, нынешняя зеленая воук-идеология уже продемонстрировала свою неспособность справляться с крупными вызовами таким образом, чтобы это импонировало большинству избирателей и не вызывало еще более радикальной реакции со стороны трампизма и орбанизма. Вероятно, нам придется дождаться такого же провала правого популизма и национал-консерватизма, чтобы понять, что как не работает ни левый, ни правый радикализм. Возможно, только тогда у идеологий "золотой середины" появится шанс, если к этому моменту они будут интеллектуально зрелыми и будут иметь харизматичных, вдохновляющих представителей.

Но есть ли у нас время? Ученые предупреждают, что более серьезные глобальные последствия климатического кризиса проявятся еще до середины XXI века. Технологический переход, вызванный стремительным развитием искусственного интеллекта и других технологий, может принять неожиданный поворот, когда социальные связи и экономический каркас начнут разрушаться гораздо быстрее и более опасным способом, чем нам хотелось бы.

Мы в Европе должны осознать, что мы живем во все более многополярном мире, где экономическое и политическое влияние Запада все больше уменьшается, а влияние других центров силы (особенно Азии) усиливается. Но эти новые центры силы не обязательно являются демократиями, по крайней мере, либеральными демократиями западного образца. Возможно, доктрина срединного пути XXI века, которая определит лицо столетия, будет сформулирована за пределами Европы и Северной Америки? Если да, то это также будет означать неизбежный закат западного мира.

Статья-мнение Тыниса Саартса была первоначально опубликована в журнале Sirp.