За несколько дней до наступления Дня весны и Дня труда стало известно, что с крыши Центра русской культуры на бульваре Мере в Таллинне на улице сняли советский декоративный герб. На удаление символа оккупации со здания в центре города потребовалось более тридцати лет!

Если мыслить более образно, то мне кажется, что такое же упорное сохранение символов оккупации характерно и для нашей ментальной сферы. Было много споров и дискуссий о том, следует ли убирать из общественного пространства памятник или символ, прославляющий чужую власть. Меньше задавались вопросом о том, какие чужие памятники мы незримо носим в своем сознании.

О десоветизации, которая в Эстонии практически не проводилась, время от времени все же говорят. Однако это не воспринимается всерьез.

Но если посмотреть на наше разрушенное общество, следует более серьезно изучить предпосылки этой ситуации. Когда речь идет о преступлении, всегда говорят, что жертва или ее семья успокоятся, если виновный понесет справедливое наказание. Однако после восстановления независимости у нас не было справедливого правосудия – не стоит бояться этого слова – за то, что происходило в Эстонии в оккупированные десятилетия.

Денацификация Германии после Второй мировой войны, как известно, устранила деятелей Национал-социалистической партии как из правительства, так и из финансового руководства, были проведены судебные процессы над теми, кто использовал членство в преступной партии ради личных благ, и над теми, кто занимался идеологическими репрессиями.

Конечно, наш исторический контекст во многом отличается, но факт остается фактом: люди, во время оккупации занимавшие в рядах преступной коммунистической партии руководящие посты, не понесли должной ответственности за служение чужой власти и не были заклеймены. Напротив, некоторые из них стали эталонами успеха, чей пример достоин подражания. Мы стали юридически и финансово независимыми, но ментального перерождения во многих случаях не произошло.

Это повлекло за собой целый ряд установок, которые передались из поколения в поколение и продолжают характеризовать наше общество. Советское отношение очень заметно в нашей языковой политике, где на протяжении многих лет государственный язык был в некотором роде псевдозаконом, который не всегда нужно было выполнять. Мы сами зачастую покорно готовы перейти на язык бывших оккупантов, хотя он больше не должен доминировать в нашей стране в каком-либо смысле или занимать какое-либо особое положение. Да, есть и смелые положительные примеры, взять хотя бы сайт Северо-Эстонской региональной больницы, который информирует о том, что пациентов обслуживают на эстонском языке или, при необходимости, с помощью переводчика.

Однако советизированность проявляется и в отношении к людям. Как известно, советскому времени была свойственна (и свойственна до сих пор коммунистическим странам) установка, что человеческая жизнь не имеет особой ценности. У нас есть проблемы с заботой о ближних, как на уровне правительства, так и общества в целом. Возьмем, к примеру, волостную управу Ляэнеранна, чье пренебрежительное отношение к собственной общине уже бросается в глаза. Именно в советских обществах отсутствует понятие человеческого достоинства.

Однако советское прошлое проявляется и в высокомерном отношении, высмеивающем любовь к национальной культуре и родине – у пролетариата, как мы помним, родины не было. И, конечно, это проявляется в постоянно витающей ненависти к семье как институту. Противостояние мужчин и женщин, набирающее обороты в последнее время, также выглядит как возрождение наследия прошлого. Образ советской женщины как трактористки и машущей кулаком героини труда мог остаться в том времени, в котором он зародился, но есть сильное желание превратить современных женщин в "торжествующих трактористок" согласно нашей эпохе.

Большой парадокс всего агрессивного феминизма, на мой взгляд, заключается в том, что оно борется за право женщины быть и вести себя как мужчина. Это довольно советский взгляд на вещи, можно даже сказать, что колхозный менталитет.

Насколько мы осознаем все эти установки, которыми мы незаметно возрождаем мир, от которого мы так страстно желали уйти несколько десятилетий назад? Почему мы до сих пор сохраняем символы оккупации в общественном пространстве и в нашем сознании? Насколько свободна свободная Эстония?