"Знімати не можна!" ("Снимать нельзя!") – эта фраза в начале полномасштабной войны стала мемом. Ее автором стала начальница отдела коммуникаций Оперативного командования "Юг" украинской армии полковник Наталья Гуменюк. Именно в Одесской, Николаевской, Херсонской областях журналистам до недавнего времени было труднее всего работать – госпожа Гуменюк не пускала прессу практически никуда. Освобождение Херсона осенью 2022 года, подрыв Каховской ГЭС летом 2023 года и последующие обстрелы Херсонщины украинские и иностранные журналисты освещали не благодаря ее помощи, а скорее, вопреки ее противодействию. Отдел коммуникаций под ее руководством фактически блокировал любые контакты журналистов с военными, считая, что журналистам вполне хватит скупых пресс-релизов и заявлений самой госпожи Гуменюк. Не только мы с оператором Кристьяном Свиргсденом, но и представители BBC, CNN и других крупных мировых и украинских телеканалов получали от нее в ответ на просьбу разрешить работу с конкретной бригадой (даже не на передовой) – "Знімати не можна!"

К счастью, госпожа Гуменюк – явное исключение из правил. Я лично знаю несколько десятков пресс-офицеров и пресс-офицерок различных бригад. Благодаря им Кристьяну иногда удавалось снимать такие кадры, которые потом нарасхват просили десятки зарубежных телеканалов – освобожденный Херсон, бои за Бахмут, эвакуация из Купянска. Не говоря уже о "рутинных" сюжетах с передовой и интервью с военными в относительном тылу. Ирина, Андрей, Виктор, Сергий, Анастасия, Олександр, Назар, Евген и все, кого знаю я, и кто помнит Антона "Естонське телебачення" Алексеева и Кристьяна Свиргсдена – спасибо вам!

Слова "Знімати не можна!" я вспомнил в середине мая этого года, когда вместе с коллегой Вахуром Лаури мы пытались сделать сюжет об участии украинских операторов дронов в учениях Siil 2025. Сам факт их участия нашими военными не отрицался, но все, что нам удалось получить в качестве материала – два небольших интервью с эстонцами и видео, снятое отделом коммуникаций Главного штаба Сил обороны. К самим украинским военным нас не пустили, а в присланном видео не было ни одного синхрона, то есть прямой речи украинцев. Более-менее точное описание того, чем занимались украинцы в Эстонии, и что они думают о наших способностях в "войне дронов", дал в своем посте в фейсбуке от 16 мая этого года Ильмар Рааг. Но ведущий "Актуальной камеры" не может сказать в эфире "Украинцы поделились опытом с эстонцами, но нашим журналистам с ними поговорить не дали, поэтому читайте фейсбук Ильмара Раага". Да, в интересах национальной безопасности можно ограничить или вообще запретить деятельность журналистов. Но нужно ли?

Если уж речь идет об украинских военнослужащих, которые принимали участие в учениях Siil 2025, то имеет смысл посмотреть на опыт Украины в вопросе взаимодействия армии и медиа. Уже 3 марта 2022 года, через две недели после начала полномасштабной войны, тогдашний командующий Силами обороны Украины Валерий Залужный издал приказ номер 72, детально, до мелочей регламентирующий процесс работы журналистов с Силами обороны. Если коротко, то журналист не имеет права обнародовать сведения, которые могут привести к осведомленности противника относительно... (далее следует два десятка пунктов). Это называется военная цензура, но она имеет свою логику. Вы не должны давать в эфир кадры и интервью, которые помогут противнику определить местонахождение позиций, планы командования, количество и место расположения украинских военных. Вы не можете называть количество потерь. Вы не можете давать в эфир картинку с дрона или с командного пункта, по которой можно определить частоты, на которых работают дроны и активную ссылку, по которой можно взломать систему управления боем, более известную как "Дельта". Есть еще много того, чего нельзя, но все это в итоге решает конкретный пресс-офицер конкретной бригады.

Разочаровавшись в своей попытке поговорить с украинскими операторами дронов в Эстонии, мы отправились на Донбасс в полк "Рарог", у которого на вооружении стоят исключительно дроны. Поговорив полчаса с командиром разведроты, мы выяснили, какой тактики придерживается противник, сколько дронов нужно для того, чтобы остановить атаку 20-30 вражеских солдат, как комбинируются дроны разных типов для поражения противника в укрытии, как решается проблема дронов на оптоволокне, то есть кабеле, которые не подавляются обычными силами РЭБ (радиоэлектронной борьбы). Сюжет вышел в передаче Ukraina stuudio 2 июня этого года.

Так если нам это может сказать командир на фронте в Донбассе, то почему аналогичное интервью мы не можем сделать с украинским военным на учениях в Эстонии? Что касается картинки, то в случае с дронами у хорошего пресс-офицера всегда есть прошедшие цензуру свежие кадры, которые журналисты могут использовать в своих материалах. Мало того, прошлом году на Запорожье Кристьян снял момент работы оператора дрона и его эмоции в момент поражения цели. Мы попросили пресс-офицера предоставить нам именно это конкретное видео. Когда мы через три часа вернулись в свой отель в Запорожье и начали монтировать сюжет, видео было у меня в Whatsapp. Потому что для сюжета о войне дронов вам необходимы кадры запуска и последующего управления дроном (их вы снимаете сами) и картинка с самого дрона (ее вам дает пресс-офицер). Так почему в видео, который нам с Вахуром Лаури предоставили наши Силы обороны, не было видео с дронов?

Проблема возникла не вчера. 1 марта 2023 года я делал сюжет об украинских артиллеристах, которые прошли курс обучения в Эстонии и уезжали обратно на фронт, забирая с собой гаубицы FH-70, переданные Эстонией Украине.

Всех журналистов, снимавших стрельбы, пресс-офицеры Сил обороны поставили примерно в 50 метрах от орудий и запретили не только приближаться к ним, но и вообще перемещаться. Запрет объяснили нашей безопасностью. Менее чем через месяц после этого Кристьян Свиргсден со своей камерой практически залез в ствол одной из этих гаубиц, активно работавшей неподалеку от Лимана в Донбассе.

Кадры показали несколько десятков европейских телеканалов. И у пресс-офицера украинской бригады это не вызвало ни малейшего раздражения, потому что именно так и снимаются сюжеты о войне. Так что мешало сделать так же у нас на Центральном полигоне?

Если у вас в кадре или на картинке с дрона есть то, что показывать можно, и то, что показывать нельзя, то для этого есть блюр, то есть технология затуманивания или размывания части кадра. Хороший пресс-офицер даст вам снять все, что вы захотите, но предупредит, что именно надо будет заблюрить. Это могут быть лицо собеседника, горизонт, марка снаряда, способ маскировки и т. д. Точно так же и в случае интервью – пресс-офицер всегда будет за спиной у корреспондента. Обычный солдат не может и не обязан знать, что он может говорить на камеру, а что нет. Например, нельзя называть любые бригады, кроме своей, давать оценку их работе, называть количество солдат в своем подразделении и много другое. Пресс-офицер всегда скажет, что ту или иную информацию в эфир давать нельзя, и если нужно – попросит интервьюируемого вновь ответить на вопрос. Для этого и существует военная цензура. Если в случае украинских военных, принимавших участие в учениях Siil 2025, были опасения, что они могут сказать что-то лишнее, то стойте рядом с нами, когда мы с ними разговариваем, но не прячьте их от нашей камеры – тем более, что вы сами не отрицаете их присутствия на учениях.

Во всех армиях есть инстинктивное недоверие к гражданским, и особенно к журналистам. В случае телевидения украинцы приняли простое решение – перед выходом сюжета в эфир, журналист обязан послать его пресс-офицеру бригады и получить разрешение на публикацию. Это стандартная практика, ей следуют все журналисты, как украинские, так и иностранные. Если пресс-офицер понятно объясняет оператору и корреспонденту, что можно показывать, а что нет, а они в свою очередь придерживаются этих указаний, то процесс согласования проходит моментально. Изредка что-то просят дополнительно заблюрить – ведь пресс-офицер не может все время контролировать оператора, и финальная картинка выясняется лишь в процессе монтажа. Стандартный срок ожидания разрешения на публикацию – 12 часов, причем обусловлено это не ленью пресс-офицеров, а их загруженностью и проблемами с интернетом. Ничего страшного бы не случилось, если бы и STRATCOM Сил обороны запросил у нас видео готового сюжета, чтобы дать разрешение на публикацию. У нас в "Актуальной камере" есть специалисты, которые умеют блюрить картинку.

Мне иногда кажется, что если собрать вместе всех специалистов по пиару и коммуникациям в Эстонии, то получится настоящая армия, превышающая по размеру все наши Силы обороны плюс Кайтселийт. Но история с сюжетом про украинских операторов дронов на учениях Siil 2025 показала, что освещать настоящую войну в Украине проще, чем военные учения в Эстонии. В то время как Силы обороны перенимают опыт новейшей войны, то есть войны дронов, те, кто отвечают в нашей армии за коммуникацию с прессой, живут так, как будто в их сфере ответственности ничего нового не происходит. Так может быть и нашему STRATCOM-у имеет смысл изучить украинский опыт?

Кстати, ровно год назад Наталью "Знімати не можна!" Гуменюк по просьбе многочисленных украинских и иностранных журналистов уволили с должности начальника отдела коммуникаций Оперативного командования "Юг" и перевели на должность "не связанную с работой с медиа".