Интервью: Клайд Кулль не спит по ночам, а решает европейские конфликты
Сейчас – самый загруженный период председательства Эстонии в ЕС. Одним из ключевых лиц в этом процессе в Брюсселе является заместитель главы Постоянного представительства Эстонии в ЕС Клайд Кулль, который в последнее время вместо ночного сна ведет в основном переговоры, чтобы примирить Европейский союз в разных вопросах.
Посол рассказал порталу ERR.ee, что было сделано за время председательства, с кем Эстония поссорилась, и может ли победа в работе за время председательства иногда обернуться поражением Эстонии.
Сколько Вам удавалось поспать в последние недели?
В среднем где-то по четыре часа.
Правильно ли я понимаю, что текущий темп работы является самым напряженным за время председательства в целом?
Да, так и есть. Обычно в последние месяцы председательства, а особенно в самый последний его месяц, дела имеют обыкновение накапливаться, и их пытаются побыстрее решить либо соглашением в Совете [Европейского союза], то есть между странами-членами, либо на триалогах, то есть на переговорах между советом и [Европейским] парламентом.
Вдобавок к этому сейчас еще такой особенный период, когда работающие в нынешней комиссии люди проработали в должности три года, и их законодательные инициативы как раз достигли определенного уровня готовности. Большая часть инициатив комиссии уже обговорена в рабочих группах, позиции для переговоров имеются как у стран-членов, так и у парламента. Поэтому сейчас количество триалогов заметно увеличилось по сравнению с тем, сколько их было у Мальты, или еще меньше у Словакии или других председательствующих стран.
Многое, очевидно, перейдет дальше болгарам, немного австрийцам, но Эстония во время своего председательства как-то очень рьяно взялась за дело. Во-первых, мы очень основательно подготовились, а, как известно, действует правило – чем лучше и больше ты подготовлен, тем плотнее рабочий график именно в заключительной стадии.
Также сказывается и деятельность других председательствующих стран, к примеру, Мальта очень хорошо поработала, и многие дела перешли к нам, поскольку было необходимо провести еще переговоры в заключительной стадии, например, по геоблокировке. В вопросе геоблокировки мы начали из тупика, в котором на тот момент оказалась Мальта, мы развязали узел, а теперь, наконец, заключили и соглашение.
Многие вопросы социальной сферы сейчас тоже находятся на стадии, когда пришло время заключать соглашения. Файлы* по климату тоже: надеемся, что мы закончим работу над всем находящимся на столе пакетом документов по климату.
* Файлами брюссельские чиновники называют в обычном понимании проекты, которые страны-члены пытаются сначала сформулировать между собой в Совете ЕС и согласовать, и по которым позже следует прийти к единому мнению с Европейским парламентом. Пакет документов по климату при этом состоит из шести разных проектов, то есть файлов, которые регулируют, например, торговлю квотами на загрязнение, использование земли и леса и др.
Есть ли какие-то такие проекты, по которым вы надеялись, что в течение председательства Эстонии будет найдено соглашение, но теперь Вы видите, что этого точно не произойдет?
Один есть: директива об аудиовизуальных медиауслугах. Мы поставили себе цель – попытаться закончить ее во время нашего председательства, однако приходится быть более реалистичными, поскольку точки зрения парламента и совета довольно далеки друг от друга по принципиальным вопросам. Кроме того, было достигнуто очень хрупкое соглашение стран-членов, так что во время переговоров с парламентом было трудно найти возможности для гибкости.*
Когда мы планировали свою работу, на нашем столе было 170 инициатив, из которых примерно по 70 необходимо было достичь соглашения со странами-членами или в триалоге. Уверен, что окончательное количество наших достижений будет близко к этому.
*Когда страны-члены приходят к соглашению в части проекта в Совете ЕС, этим они дают Эстонии мандат, на основании которого председатель начинает от имени совета искать соглашение с Европейским парламентом. Если мнения совета и парламента сильно отличаются, то стороны вынуждены идти на уступки, однако Эстония при этом должна постоянно помнить о мандате, то есть о желании стран-членов. Чтобы в каком-то вопросе пойти на уступки парламенту, Эстония перед этим должна снова запросить точку зрения у всех стран-членов и узнать, согласны ли они с уступками. Если согласны, то председатель может обсуждать дело дальше с парламентом. Поэтому переговоры и занимают так много времени.
Какой процесс переговоров был для вас самым сложным за время председательства?
Торговля квотами на загрязнение
Что осложняло процесс?
Несколько вещей. Во-первых, это имеет огромное экономическое влияние, а интересы стран-членов настолько разносторонни. Амбициозные страны установили очень высокие цели в области климата, в то время как у стран Центральной и Восточной Европы абсолютно другое экономическое положение, историческое наследие, например, в Польше есть старые угольные шахты и основанная на угле энергия.
У стран Южной Европы опять же абсолютно иная ситуация по сравнению со странами Северной Европы, их промышленные интересы разнятся. Собрать эту мозаику было так сложно, что соглашение было достигнуто квалифицированным большинством голосов, против было десять стран.
С другой стороны, позиция парламента была весьма амбициозна: они хотели достичь значительно более высоких и строгих климатических целей, чтобы повысить цену квот на загрязнение, что должно было направить инвестиции в щадящие климат места.
Когда мы надеялись побывать на последнем триалоге, где должны были прийти к соглашению, он продлился 15 часов и, несмотря на это, оказался предпоследним. Составляя соглашение, мы просили, чтобы парламент обозначил свои приоритеты. Они вышли с 13 приоритетами! И у разных парламентских групп были разные интересы: у социалистов – одни, у зеленых – другие, у консерваторов – третьи, и они все друг другу что-то пообещали.
При этом постоянно велось общение с причастными основными странами через сообщения или звонки. Они консультировались со своими столицами, пройдет ли такое соглашение.
Мы разошлись после 15 часовой встречи, и через пару недель встреча продолжалась еще столько же, и, наконец, под утро было достигнуто соглашение.
Встречи стран-членов затягиваются время от времени почти на сутки. Автор: Тауно Тыхк/EU2017EE
В СМИ была бегло отражена несколько странная тактика переговоров стран, например, когда распределяли квоты на вылов рыбы, датчане угрожали, что если председатель не даст им того, чего они хотят, то они в следующий раз не дадут Эстонии чего-нибудь другого. То есть порой дело доходит даже до угроз.
С какими неожиданными тактиками переговоров или ситуациями вы сталкивались?
Поскольку это касалось конкретно квот на вылов рыбы в Балтийском море в следующем году, то, естественно, там в ход пошли все средства. Да, случается, что привязывают многие темы.
Конечно, мы знаем, что у стран-членов всегда есть свои интересы, так что даются обещания, что я поддержу тебя в этот раз, если ты вот в этом и этом учтешь мои интересы – такая торговля является частью процесса.
Что касается следующего бюджетного периода, то угрозы мы слышали и тут и там. Нужно учитывать предел терпимости, от которого нетто-плательщики могут начать в какой-то момент припоминать разы, когда они не получили желаемого. Сейчас не могу вспомнить конкретно такие моменты угроз.
А можете вспомнить ситуацию, когда соглашение было очень пограничным и зависело от мизерных нюансов, между которыми вы вынуждены были лавировать?
На переговорах по Директиве о командированных работниках чашу весов помогли изменить очень маленькие нюансы. Я думаю, что одним из них было решение министра [Евгения] Осиновского, когда было видно, что квалифицированное большинство голосов для желаемого Германией, Францией и Испанией соглашения имелось, но мы также видели, что обстановка в зале была очень напряженной.
Это было бы достижением результата любой ценой, за что в длительной перспективе может прийти расплата. Мы видели это на примере Мальты, когда соглашение по квотам на загрязнение было достигнуто таким образом, что десять стран было против, а также в случае Директивы об аудиовизуальных медиауслугах. Иногда приходится так делать, но девиз нашего председательства – попытаться в целом достичь как можно большего консенсуса и уменьшить раскол между востоком и западом.
На обсуждении Директивы о командированных работниках в семь или восемь часов вечера казалось, что мы собрали бы необходимые голоса, если положили бы на стол предложение Германии-Франции, а через других просто перешагнули бы. Поскольку ситуация в зале была такой, какой она была, то Евгений решил, что нам необходимо время, чтобы предложить еще один вариант переговоров, что помогло бы положению или, по меньшей мере, смягчило бы боль потери в странах Центральной и Восточной Европы.
Я думаю, что это предложение и проведенные там часы были очень продуктивными, потому что против окончательного результата было практически только две страны. Это очень важный момент, когда ты понимаешь в зале, какой ценой будет достигнуто соглашение.
В Эстонии многие увидели в Директиве о командированных работниках все-таки невыгодное для нашей страны решение. В СМИ же его называли победой председательства, на что многие разозлились – как это может быть победой, если это вроде как плохо для Эстонии.
Я думаю, что здесь еще очень много старых стереотипов, от которых отталкивается это мнение. Мы больше не в том положении, в котором были несколько лет назад, когда предприятия имеют где-то больше возможностей пробиться просто за счет дешевой рабочей силы.
В какой-то момент следует думать и о том, какое влияние это оказывает на рынок, где действуют командированные работники. Ведь речь идет не только о строителях или транспортных рабочих, очень многие оказывают всевозможные услуги: аудиторские, бухгалтерские, финансовые, страховые. Иногда в связи с концертами или мероприятиями работников отправляют на полгода или год в порядке субподряда в другую страну. Их защита также важна.
То, что на строительных работах вы получите за полгода или год быстрый доход, может на самом деле потом где-то аукнуться так, что в последствии у вас не будет возможности оказывать эти услуги на том рынке, куда были отправлены работники. Следует найти баланс, чтобы рынок нормально вас принял, и чтобы создалась среда для других лиц, оказывающих услуги. Для этого необходимо соблюдать определенные социальные стандарты, какие-то правила.
Быстрый заработок, который можно было получить несколько лет назад, менталитет Дикого Запада исчез.
Автор: Тауно Тыхк/EU2017EE
По-моему, это обсуждение выявило более широкую проблему: председательство подходит к концу, но, кажется, что общественности все еще немного непонятно, как должна вести себя Эстония в качестве председателя. У Эстонии же есть и свои интересы. Неужели действительно никак и никаким образом их нельзя защитить?
Об этих собственных интересах всегда помнят. Работая в качестве председателя, учитываешь и то, что председательство когда-нибудь закончится, и ты должен быть способен сесть за этот самый стол переговоров со своей позицией. В отношении председателя, однако, всегда другие ожидания: ты должен искать и находить компромиссы.
Ты можешь направлять, и очень много зависит от тебя, как ты будешь руководить собраниями, как начинать и заканчивать их, куда будешь направлять обсуждения в ходе собрания. Это накладывает печать и на твои дальнейшие действия: если в каком-то деле ты преследуешь свои интересы, то за это однажды опять же наступит расплата, когда ты будешь сидеть там за столом переговоров.
В то же время, если ты соблюдал нейтралитет, учитывал все мнения, то ведь никто же никуда не денется. Люди ротируются, меняются: следующими будут болгары, потом придут австрийцы, румыны, хорваты, финны. Они все наблюдают за нами, и я думаю, что защита своих интересов в ближайшем будущем, в течение нескольких лет может быть для нас значительно более легкой, если видно, что в роли председателя мы работали с учетом интересов всех других стран.
Как же все-таки рождаются правовые акты Европейского союза, и какую роль в этом играет Эстония?
Вы сказали, что страны торгуются между собой в ходе переговоров. Чем Эстония как маленькое государство может торговать?
Иногда эти четыре голоса* от Эстонии могут иметь довольно решающее значение. Такие ситуации возникали. Да, это верно, что сначала смотрят коалиции по большим странам. Например, если большие страны-члены, такие как Германия, Франция, Испания, Италия создали коалицию, то это блокирующее меньшинство, или они уже имеют возможность получить и квалифицированное большинство голосов. Но всегда встает вопрос каких-то четырех, шести или восьми голосов, поэтому нельзя игнорировать и маленькие страны.
Очень многое зависит и от собственной инициативы. Если ты маленькая страна с каким-либо интересом, и ты громко заявляешь об этом, то с тобой пытаются считаться. Во время работы над Директивой о командированных работниках были такие страны Центральной и Восточной Европы, которые сидели и тихо ждали, что к ним придут поговорить об их проблемах. Не пришли. Поскольку, во-первых, вес их голосов не был таким уж существенным.
Во-вторых, были страны и поменьше, которые очень громко выступали, так что было видно, что в какой-то момент они могут стать проблемой, как это случилось с одной страной-членом. Когда эта "шумная" страна создает какой-то фон, то всегда может случиться, что одна-две-три сомневающиеся страны начнут также симпатизировать этому или посчитают, что вдруг в будущем им где-то в другом месте понадобится поддержка этой страны, и таким образом они занимают позицию другой стороны.
* Когда в совете голосование проходит на основе квалифицированного большинства голосов, то у каждого представителя страны-члена есть определенное количество голосов, установленное базовыми договорами ЕС. Учет голосов отражает приблизительно количество жителей каждой страны-члена. У Эстонии четыре голоса.
Как же тогда страны-члены в конце концов приходят к общему знаменателю со своими разными несколькими десятками мнений?
Чиновники министерств уже дома выясняют, у каких стран имеется собственный интерес в конкретной инициативе. Когда они приходят на переговоры, то пытаются обозначить, в чем у стран-членов имеются совпадения и различия, а также какие будут появляться группы.
Являясь председателем, крайне важно следить за полученным количеством голосов, а также за тем, не может ли это обвалиться. В этом случае начинается так называемое лоббирование, когда руководитель рабочей группы или уже послы, столицы или министры берутся за конкретные страны и пытаются их не то, чтобы "обработать", но повлиять на них, если известно, что у них есть пространство для маневров.
Это означает, что у тебя должна быть очень хорошая сеть, в том числе надо знать этих людей, у тебя должна быть возможность позвонить, отправить электронное письмо, должны быть мобильные номера министров. У нас премьер-министр в последние полгода очень активно принимал в этом участие, он интересуется всеми нашими сферами.
Например, в случае командированных работников, геоблокировки, ETS (система торговли выбросами – прим. ред.) он был вовлечен сам, по поводу пакета социальных прав он звонил и спрашивал, что можно сделать.
Он посещал с визитами другие страны-члены, перед встречей с тем или иным премьер-министром спрашивал, какие дела важны в его сфере. И это выкладывали на стол. Например, в части геоблокировки очень помогло то, что Ратас сделал с итальянцами, а также те телефонные звонки, которые он сделал во время обсуждения по командированным работникам трем-четырем премьер-министрам.
Разумеется, нет смысла ловить журавля топором, а рыбу – гранатой. Не стоит перебарщивать. Эти дела не всегда стоят того, чтобы премьер-министр или министр вынужден был звонить. Достаточно, чтобы у атташе была очень хорошая сеть и они были способны работать на уровне эксперта, поскольку уровень эксперта на самом деле является самым важным – даже самое высокое начальство всегда интересуется экспертным мнением.
У представителей стран-членов должна сложиться очень хорошая сеть общения с другими странами-членами. Автор: Тауно Тыхк//EU2017EE
Какие еще были споры на самом высоком уровне, когда приходилось вмешиваться министрам?
Министры звонили, например, по вопросам файлов по климату. Сейчас у нас в телекоммуникационном совете находятся файлы по единому цифровому рынку, куда вовлекли министра экономики [Урве Пало], которая обзвонила других министров. Конечно же, в совете рыбы и окружающей среды очень активно звонил [Сийм] Кийслер – он и сейчас здесь и звонит вместе с докладчиками. Осиновский был очень активен.
В конце концов, руководитель конкретной сферы отвечает за все те решения, которые здесь принимаются. В завершение, министр появляется в совете, и с него спрашивают, справился ли он со своими задачами в своей области.
Как в случае с Директивой о командированных работниках – сразу же побежали заголовки, что Осиновский принял невыгодное для предпринимателей решение.
К сожалению, да, мнения есть всегда. И они всегда разные, но мы и не являемся гомогенным или единым государством. Те, кто много шумел, возможно, чувствовали какое-то поражение, но я уверен, что молчавшее большинство, которое выиграет от этого решения, поддерживает его.
С соглашениями на уровне Европейского союза есть такая проблема, что в какой-то момент все очевидно должны немного уступать. Есть ли в Европейском союзе вообще хорошие соглашения, если в конце концов все чувствуют себя немного проигравшими?
Я думаю, что хорошее соглашение и есть такое, в котором все чувствуют себя немного проигравшими и никто не чувствует себя победителем. Если кто-то победил, следовательно, это произошло за чей-то счет. Но степень счастья и несчастья очень важна.
Когда была принята Директива о командированных работниках, я слушал передачу по Vikerraadio, куда звонили люди. Один мужчина сказал, что ему кажется, что, будучи председателем, вроде как нельзя ни на что повлиять, и в коне концов председатель – это просто тот, кому достается за все решения. У вас нет такого ощущения?
В данном случае (в случае Директивы о командированных работниках, прим. ред.) повлиять смогли. Конечно, последние 10-12 часов были решающими относительно того, какое решение будет принято, но перед этим было заготовлено огромное количество кирпичиков, которые в эти часы перемещались. То, что министр в конце концов схлопотал – ну что ж, в конце концов, это и есть роль председателя.
Однако, возникшее в Эстонии понимание, касающееся командированных работников, было возможно еще и довольно симптоматично: решение расценили так, будто Осиновский принял плохое для Эстонии решение. Он не был министром Эстонии, когда принимал это решение. Он был председателем. Его задачей было найти равновесие таким образом, чтобы соглашение было приемлемым и удовлетворяло большинство. То, что он добился весьма значительного большинства, я думаю, что это была очень хорошая работа. Это повлияет не только на Эстонию, это повлияет на все 28 стран.
Финны сказали, что председательство Эстонии пошло им во вред.
Я думаю, что сказавшие это финны посмотрели на это, во-первых, слишком узко, только в двух сферах, и они опять же посмотрели на это через призму, что во всем виноват председатель.
Одно обвинение касалось того, что председатель мог повлиять на увеличение или уменьшение количества выбросов лесного хозяйства Финляндии – это не так.
Да, влияние этого на лесное хозяйство Финляндии действительно велико, и у финнов могут возникнуть проблемы с выполнением нормы выбросов. Возможно, им придется докупать где-то квоты, но сейчас это только расчетный, гипотетический и самый «черный» сценарий. Другие расчеты показывают, что на самом деле у них не возникнет необходимости в покупке, потому что они смогут компенсировать загрязнения от лесохозяйства за счет другого.
Во-вторых, этот компенсационный механизм изначально был разработан не для финнов, а для словенцев, потому что Словения – маленькая, но богатая лесами страна, рубка леса в которой за последние десять лет была на очень низком уровне. Если бы не было компенсационной системы, то требования больше всего повлияли бы именно на Словению.
Когда система была выработана, то принципиально выступили и все остальные: а у нас тоже есть лес! Тогда систему стали расширять, и в игру включились расчеты референциальных периодов и математические расчеты. На основании этого Финляндия занимает не самое высокое положение в группе, где четыре страны, в том числе, кстати, и Эстония, однако в качестве компенсации Финляндия получит 54 миллиона тонн CO2. Эстония, которая находится в самой высокой группе, получит только девять миллионов. Посмотрев на расчеты, нельзя сказать, что это было очень несправедливо по отношению к Финляндии с учетом того, что это была система для всех 28 стран, и десять стран были еще более амбициозными.
С квотой на рыбу точно такая же история. Комиссия при распределении квот исходила из одной зоны Ботнического залива, на которую установили квоту, но в течение года зона расширилась, и у финнов была научная оценка на расширенную зону. Комиссия ее не учла, вопрос – почему, по чьей вине? Точно не по вине Эстонии! Это было не наше дело разъяснять Комиссии, это, прежде всего, все-таки интерес государства, так что финны должны были сначала посмотреть на себя.
Комиссии только за столом Совета пояснили карту, что речь идет о двух больших зонах, а не об одной. Я не знаю, почему я должен был давать эту карту уполномоченному, который видел ее впервые. Однако, будучи председателем, Эстония сделала эту работу, и Комиссия стала очень быстро складывать эти зоны, чтобы Финляндия могла задним числом получить свои квоты. Запишите это!
С кем еще, кроме Финляндии, мы поссорились?
Во-первых, мы не ссорились с Финляндией, мы очень хорошие друзья. Это две мелочи. С финнами у нас очень хорошее сотрудничество во многих сферах, начиная с единого цифрового рынка и заканчивая отменой зимнего-летнего времени, что в интересах Финляндии, и благодаря Эстонии это было внесено в повестку встречи министров.
Но разочарованные в некоторых местах, конечно, есть. Особенно страны Центральной и Восточной Европы не получили всего, на что надеялись, опять же это касается командированных или климата.
Взяла ли Эстония максимум от своего председательства? В СМИ были слышны критические отзывы, например, Март Лаар сказал, что в качестве председателя Эстония была слишком мягкой – надо быть поострее и посмелее, больше выделяться. Люди ждут, чтобы Эстония в качестве председателя занимала бы в конфликтах острые позиции и была бы хотя бы нейтральным переговорщиком касательно кризиса в Каталонии. Нужно ли было делать такие вещи, по вашей оценке, может ли это являться частью роли председателя?
Это зависит от того, как посмотреть, и зависит от того, какие председатели. Я уверен, что если бы председателем была одна из крупных стран, обладающая большим внутриполитическим давлением, то она, может быть, поступила бы в части Каталонии по-другому. Здесь высказывались еще и министры других стран, может быть, их председательство прошло бы по-другому.
Почему Эстония этого не сделала?
Здесь всё не так однозначно. С одно стороны, в Европейском союзе действует принцип солидарности – это первое, от чего нужно отталкиваться. Естественно, если есть какие-то грубые нарушения прав человека, основных прав и противоречащие договорам вещи, то реагировать нужно и обязательно. Если же дело касается исторических, внутриполитических, этнических, национальных причин, то роль председателя включается лишь тогда, когда дело выходит за пределы государства, если сама страна не может справиться с ситуацией, если возникает опасность трансграничного конфликта, что может повлиять на другие страны. Я верю, что это тот момент, когда избежать вмешательства уже невозможно.
Вопрос заключается также в пропорциональности: кто реагирует? У нас же несколько организаций: у нас есть председатель Европейского совета, в задачи которого входит общение на уровне руководителей государств и отслеживание процессов. У нас есть Комиссия, ее председатель и целый аппарат, который следит за обязательным исполнением договоров и прав. Их реакция на самом деле важна в первую очередь.
Роль страны-председателя начинается там, где необходимо искать какие-то компромиссы и соглашения. Да, в задачи председателя входит руководить разрешением кризиса, если он вышел уже на уровень стран-членов, но мы все-таки руководим Советом. Это очень важно, что мы являемся председателем Совета, и наша задача – работать, прежде всего, на этом уровне.
На самом деле, роль Комиссии заключается в отслеживании правильного выполнения договоров, например, нынешней ситуации в Польше или Венгрии. Комиссия высказывалась по этому поводу, и делает это. Ни одна председательствующая страна в это не вмешивается – ни Мальта, и я не верю, что это будет делать Болгария или Австрия, потому что мы руководим все-таки советом стран-членов.
Что нам в целом дало председательство, или для чего нам это было надо, кроме того, что мы просто должны это делать?
Да, прежде всего, это неизбежность, ведь это предусмотрено договором. Но это, конечно же, и огромная возможность. Например, Олимпийские игры – это очень большая статья расходов, но все борются за них, потому что, во-первых, можно показать, что справишься с организацией, быть в центре внимания, и от тебя что-то зависит.
Те расходы, которые мы вложили в председательство, оправдали себя?
Ну, конечно же. Во-первых, посмотреть хотя бы на этих 1400-1500 человек, которые были на передовой и очень плотно работали. На самом деле, то что мы сделали – это же огромная инвестиция капитала в человеческие ресурсы.
Это как очень большие курсы.
Если попробовать вложить это в обучение или курсы, то, во-первых, было бы очень дорого на таком уровне подступиться к такой махине и руководить ей или видеть, что там происходит. Я верю, что получение такого опыта и достижение такой сети за короткое время можно перевести в евро. Это очень большая победа и еще немного больше. Ценность этих людей сейчас лично и на рынке труда, а также их возможный вклад в Эстонию, огромны.
Сейчас об этом трудно спрашивать, потому что для вас председательство идет еще полным ходом, но, может быть, можете привести что-нибудь, что Вам больше всего запомнится после председательства?
Скорее всего, те критические ночные часы, когда видишь, как, наконец, действует соглашение. Кто кому что сказал, кто кому уступил, какие мелочи на что повлияли, от квот на рыбу в Балтийском море до саги с командированными работниками или социального пакета и файлов по климату.
Эти ночные заседания сильно обогащают. С одной стороны, они утомляют, но с ними видишь границы способностей, видишь, как приходят соглашения, видишь, где были на самом деле чувствительные моменты и где политическая игра, за которой стояло какое-то давление.
Это невероятное чувство, когда в ночные часы, наконец, идут на уступки и достигают соглашения. Потом все обнимаются, смеются и довольны, хотя только что сидели в окопах и уступить в чем-то казалось невозможным. Это такие вещи, о которых можно было бы писать книги.
Посол должен быть до мелочей в курсе почти всех законопроектов Европейского союза. Автор: Тауно Тыхк/EU2017EE
Можете ли вы привести пример какого-нибудь нюанса, из-за чего затягивалось соглашение до критического момента? Люди же этого не видят. Они видят, как потом все улыбаются и рады, что родилось соглашение.
Возможно, очень своевременное и мощное вмешательство Юри Ратаса в формулирование прокламации пакета социальных прав (для состоявшегося в Гетеборге саммита ЕС по социальной защите, прим. ред.), что было, с одной стороны, неизбежным. Если бы он этого не сделал, то на следующей неделе все показывали бы пальцем, что председатель не справился, хотя это была совсем не наша вина, потому что там было очень много интересов других стран.
Одна формулировка в статье заявления о пакете социальных прав имела крайне важное ключевое значение, так как она определяла, будут ли вытекающие из заявления социальные права и принципы напрямую обязательными для стран-членов, или все-таки сохранится компетенция самих стран. Там были одно-два слова, вокруг которых шла невероятная борьба несколько дней и ночей.
И тогда получилось так, что на уровне глав государств неожиданно в последний момент возник вопрос: вдруг соглашение не будет достигнуто, вдруг не будет пакета и нечего и подписывать в Гетеборге. Тогда премьер-министр воспользовался возможностью очень сильно вмешаться в дело. А там другой возможности и не было, так как мы исчерпали все вопросы на уровне министров. Министры нескольких стран создали себе защитную зону из юристов и утверждали, что у них есть право на свое слово.
Что же это было за слово?
Неприемлемым оказалось слово «бы», т. е. на английском языке «would» – оно слишком условное и не совсем уместно для политического заявления. Но слово «would» имеет очень-очень важное значение, граница обязательности проходит в нем очень низко, так что хотели получить больше. На его замену было найдено слово «first», что означает «прежде чем».
На протяжении этих нескольких месяцев вы должны были быть в курсе всех слов, каждого "и" и "но", всех законопроектов. А вы устали от этого?
Немного да (голос обрывается). Извините. Вот, голосовые связки точно устали.
Я думал о запоминании слов. Во-первых, меня естественно окружает мощнейшая команда, которая держит меня в курсе этих вещей уже два года. Во-вторых, постоянно происходят брифинги, так что я в курсе этих тем по неделям. Если состоится триалог, то снова получаешь приличную подготовку, брифинг, а затем ты и становишься похожим на артиста: ты должен вжиться в роль и запомнить.
Что же касается усталости, я верю, что у нас у всех такой настрой, что мы будем это делать определенное время, до конца декабря. Сейчас отдача и мотивация у людей очень большая. Команда подает друг другу и пример. Мы же вместе сидим, руководители сфер и координаторы. Если в одной сфере дела идут хорошо, то и другие стараются сразу же немного больше: я не хуже, может, я тоже смогу в своей рабочей группе или сфере что-то сделать лучше.
Планируете ли вы какой-то большой отпуск, после того как закончится председательство?
Я думаю, да. Первую половину января надо будет точно прожить поспокойнее.
Жалеете, что председательство закончится?
Конечно, ведь это общение и интенсивность очень обогащают. После первого января никто больше и не позвонит, ты как будто больше никто, твоей важности нет.
Все знают, что председательство длится полгода, но естественно вживаются в роль. Однако я верю, что этот опыт, отношения и знания останутся. Те люди, которые были здесь, найдут себе значительно лучшее применение, по сравнению с предыдущим. К этому стоит относиться как очень полезному, обогащающему проекту или возможности, которая у нас была. Верю, что там только положительные чувства.
Редактор: Дина Малова