Об этом Михкельсон заявил в интервью "Актуальной камере".

- Вам было известно, что Ангела Меркель свяжется с Лукашенко, и о чем они говорили?

- Меркель или, вернее, ее бюро, примерно за час до звонка оповестило различные правительства - Эстонии, Латвии, Литвы, насколько я знаю, и Польши. Но о чем собирались говорить, разумеется, не сообщали. Это сделали после беседы.

- И о чем они говорили?

- В основном говорили о том, как отправить обратно этих людей - мигрантов, туристов, называйте как хотите, - которые совершенно легально въехали в Белоруссию, и прекратить это, так сказать, гибридное нападение против европейских стран. Но проблема ведь в том, сколько неразберихи на самом деле вызвало это сольное выступление Меркель.

- Как могла возникнуть ситуация, когда мы слышим от белорусских властей, что Европа в лице Германии решила впустить 2000 человек? Как это будет происходить, по информации Белоруссии?

- Здесь мы на самом деле видим, как правильно сказала [премьер-министр] Кая Каллас, что диктатор понимает только язык силы, а не такое проявление доброй воли, когда мы пытаемся найти какой-то выход из ситуации.

Ведь какая ситуация сложилась? Сложилась ситуация, когда мы все беспокоимся из-за этих мигрантов или туристов, которых белорусские власти в действительности сами ставят в очень сложную ситуацию. Но мы не говорим о 900 политзаключенных, тысячах людей, которых на протяжении двух лет пытали, несколько человек по сей день числятся пропавшими после августовских событий, президентских выборов в прошлом году, когда Лукашенко узурпировал власть в Белоруссии. Место Лукашенко в Гаагском суде, а не у телефонной трубки в разговоре с Меркель.

- Идет ли речь о тех самых восточно-европейских делах, на которые сослался в четверг и экс-президент Тоомас Хендрик Ильвес, что в действительно одно крупное европейское государство не считается с позицией Восточной Европы, что нас отодвигают на задний план?

- Я думаю, что те эмоции, когда были в Варшаве после получения сообщения об этой беседе, что она состоится или произойдет, могли быть очень-очень чувствительными. В этом отношении я думаю, что у Меркель, которая ведь покидает пост федерального канцлера, не было мандата [на переговоры с Лукашенко] от других партнеров. Это было, возможно, связано с телефонной беседой [Меркель] с Путиным, которую она провела за день до того, как поговорила с Лукашенко; что Путин сказал, что [Москва] неправильный адрес, звоните в Минск.

Но я думаю, что вопрос ведь заключается в том, что мы, разумеется, заинтересованы в том, чтобы это гибридное нападение прекратилось. Я очень сомневаюсь, что оно прекратится на базе этих телефонных бесед.

- Лукашенко хочет, чтобы его признали [легитимным президентом Белоруссии]. Но в чем же решение кризиса? Разве эти беседы привели к решению? Не привели.

Я думаю, что решение кризиса действительно заключается в том, что в отношении режима Лукашенко надо ввести как можно более жесткие санкции. И мне, честно говоря, грустно слышать, к примеру, что министры иностранных дел стран ЕС сейчас спорят о том, включать ли [белорусскую государственную авиакомпанию] "Белавия" в список попадающих под санкции организаций.

Я думаю, что если мы создадим предпосылки для возникновения на базе таких телефонных бесед некоего канала [общения] для какого-либо решения нынешнего кризиса, мы на самом деле продлим проблему. Если сегодня, когда Путин сказал, что Лукашенко мог бы начать диалог с оппозицией, белорусская оппозиция, разумеется, тоже говорит, что, говорить, конечно, важно, но начнем с освобождения политзаключенных и того, что у белорусского народа должна появиться возможность принимать решения о своем будущем на свободных выборах.