Кадры, снятые во время официальной церемонии у памятника жертвам политических репрессий, увидела вся Эстония. Первые лица города, молодежь из Noored Kotkad, простые нарвитяне. Цветы и свечи. Но так памятник выглядел не всегда.

После гибели в тюрьме российского оппозиционера Алексея Навального на решетке у камня стали появляться портреты политзаключенных путинского режима. Эта тихая 40-дневная акция началась по инициативе художника Вована Каштана. Позже у него появились как помощники, так и противники. Инсталляция, по сути мемориал в мемориале, подвергалась вандализму, многое приходилось восстанавливать.

"Тогда люди анонимно стали скидывать деньги, поэтому последнюю неделю здесь реально горели 60-часовые свечи, то есть здесь реально уже был вечный огонь. Это уже было именно по народной инициативе, люди принимали участие, просто этого не выпячивая. Для меня это объединяющий момент. Одновременно это солидаризация со всеми ужасами депортации и репрессий, через которые прошла Восточная Европа раньше и через то, что сейчас проходят антивоенные россияне тоже", - пояснил Каштан.

Но перед Днем памяти жертв мартовской депортации 1949 года художник, хоть и не без доли сожаления, но вернул памятнику изначальный вид.

"Я ходил сюда 40 дней. Я не мог не заметить гравировку на граните. Я прекрасно знаю историю Эстонии, как и историю репрессий, потому что это коснулось моей семьи, это коснулось моего города. Так что для меня не было сюрпризом, что 25 марта здесь будет официальное мероприятие. Я на самом деле пытался договориться с отделом культуры. Мы договорились так, что все-таки на 25-е лучше освободить это место для проведения официальной церемонии, никакого конфликта тут не было, мы договорились заранее", - отметил художник.

Для Вована это не просто проявление гражданской позиции, а разговор художника-акциониста о личном. Его прадед стал жертвой сталинского террора.

"Он был расстрелян тройкой НКВД во время Большого террора вместе с 750 000 других людей по всему Советскому Союзу. В случае моего прадеда, насколько я понимаю, было достаточно немецкой фамилии. У него была немецкая фамилия. Я про него многого не знаю, кроме того, что он был отличным отцом. И поэтому травма тоталитаризма на самом деле в том, что, когда мы лишаем детей тех, кто является их опорой, кто является их близким, они страдают от дефицита любви. И это передается из поколения в поколение. Это в итоге просто продолжает круг страха и насилия. Так и работает вот эта система страха, которая выстроена Лубянкой", - подчеркнул Каштан.

После государственного дня памяти импровизированный мемориал, правда в измененном виде, все-таки вернулся на свое место.

Это было не просто возвращение, а перформанс - на 40-й день после гибели Навального. Венец из цепей и колючей проволоки как символ мученичества и тут же завядшие цветы и полыхающая папка со списком современных политзаключенных в России. А транспарант "За вашу и нашу свободу" возвращал в трагический 1968 год. Именно с этими словами группа диссидентов вышла на Красную площадь после ввода советских войск в Чехословакию.

Жертвами репрессий после прихода советской власти стали и многие нарвитяне. Среди них, например, коллектив когда-то знаменитой газеты "Старый нарвский листок".

Даты смерти издателя и главного редактора Бориса Грюнталя и Оскара Нилендера попросту не известны. Назад в Нарву из лагерей посчастливилось вернуться только репортеру Степану Рацевичу. В своих мемуарах "Глазами журналиста и актера" он вспоминал первый допрос у следователя.

Следователь: На все мои вопросы, Рацевич, я слышу от вас только "не знаю", "не имею понятия", "в первый раз слышу". Тогда расскажите, как работали в антисоветской газете "Старый Нарвский листок", которую редактировал Грюнталь, как поносили на ее страницах советскую власть и вместе с Грюнталем лезли вон из кожи, чтобы опорочить Советский Союз.

Рацевич: Никогда не писал политических статей в газетах, проверить это очень не трудно.

Следователь: Подойдите к столу, подпишите протокол!

Рацевич: Могу я прочитать, что в нем написано?

Следователь: Это необязательно. Со стенографической точностью записаны мои вопросы и ваши ответы.

Рацевич: И все-таки я прошу разрешить прочитать протокол…

Следователь: Подписывайте!

Рацевич: По тону следователя я понял, что бесполезно просить.

Примечательно, что нарвский случай не уникален. В Тарту после известия о гибели Навального цветы понесли тоже к памятнику жертвам коммунизма - железному васильку, потому что ощутили общность эпох и невосполнимых утрат. Отдельных мемориалов для российских политзаключенных в Эстонии, разумеется, нет. В то же время не все понимают эмоциональный порыв - слить воедино два разных, но очень похожих горя.