Елена Скульская о фильме "Корни": восхищаюсь Суржиковой, переплавившей свое горе в искусство
Все истории, снятые известными эстонскими женщинами-режиссерами, исповедальны, метафоричны, тонко и изящно выстроены, но ни одна из них не выдерживает сравнения с потрясающей киноновеллой Алёны Суржиковой "Ожидание чуда".
Я уверена, что настоящее искусство рождается только там, где художник решается переступить черту дозволенного, нарушить запреты, вырваться за флажки. Всё это имеет непосредственное отношение к разговору Лаэрта и Гамлета о формах скорби: она может быть ритуальной, а может быть личной, неповторимой.
Юрий Нагибин писал в "Дневниках": вечно сообщается, что вдова на похоронах вела себя достойно, как бы я хотел увидеть хоть одну женщину, которая потеряла бы в такой момент достоинство!
Я хочу восхититься Алёной Суржиковой, снявшей фильм о потере своего новорожденного ребенка. Не потому только и даже вовсе не из-за того, что она решилась на этот сюжет, а потому, что довела, взвинтила, взвила этот сюжет до уровня большого искусства. Тут я вступаю на почву страшную и пропитанную кровью и слезами, но вступаю без сентиментальности и всхлипываний – жесткое дело искусство, мужское это дело, а слабая и красивая женщина отсекает, как от камня, всё лишнее, работает плоским долотом страданий, нежными руками крепко сжимает истраченный резец.
Сделать фильм сквозь горе, думая о монтаже, стремительности, о крупных планах истерзанных страданием лиц, не впасть в натурализм, заставить зрителей думать о смысле жизни и смерти, выстраивать композицию кадра, позволить простейшие, как и бывает в настоящей трагедии, реплики:
– Как мы будем теперь жить?
– Будем жить, у нас трое детей…
– Пока еще четверо…
Это родители говорят друг другу, по очереди держа на руках умирающего на их глазах младенца.
А потом, в финале, вся семья сидит за чайным столом, и израненная жизнь продолжается, – вот тут и нужно вести себя достойно, как они и делают.
Я не страшусь пафоса: честь и слава художнику, переплавляющему свое горе в искусство; я уверена, что подвиг Алёны Суржиковой принесет ей славы дань не только в виде "кривых толков", но и в виде наград и признания зрителей.
Живые вещи
Прелестную зарисовку "40 лет спустя" сняла Мооника Сийметс: заросший вещами дом, где каждый предмет связан с важными событиями жизни и свидетельствует об эпохе. Как, например, купленные когда-то в ГДР красивые (по тогдашним временам) туфельки; муж был отправлен в командировку и получил важнейшее задание – добыть обувочку; примерить он должен был на себя и понять, будут ли туфельки впору жене; оказались впору. Боже, разве о такой удаче можно было мечтать? Не в обуви фабрики "Коммунар", а в немецких модельных пройтись по улицам?!
Трогательна и "Поэма о любви" Норы Сярак, которая строит весь фильм на операторских метафорах – то замедляя, буквально останавливая бег времени, то ускоряя его. Фильм о любви и о доме, о родине чувства и о родине рождения, и не всегда эти понятия совпадают...
Картина "С матерью в монастыре" Анны Хинтс показалась мне слишком похожей на типовой сценарий какого-нибудь американского фильма, где непременно есть детская ненависть к матери, изнасилование в машине на заднем сидении, борьба с лишним весом и примирение с жизнью и матерью через опыт медитации… Всё корректно, все продумано, но слишком узнаваемо, слишком напоминает интервью с разоткровенничавшимся психотерапевтом.
"Моя плоть и кровь" Хейлики Пикков, "Материнский камень" Керсти Уйбо – скорее славные зарисовки; несколько затянутые, несколько наивные, что называется – "милые", но не полновесные новеллы.
Я бы осмелилась сказать, что каждая из картин, вошедших в фильм, собственно говоря, вовсе не нуждалась в других картинах. Разность посылов, разность глубин, разная степень откровенности, разные системы образности, – они не сложились в общую панораму рассуждений женщин-режиссеров о мире, жизни и смерти, нет – каждая – требует самостоятельного оформления.
Разумеется, мне можно возразить, что именно так и задумывался этот фильм: не как мозаика, где соавтор выкладывает свою часть, но как насильно сближенные яркие индивидуальности, которым в силу продюсерской задумки пришлось проехать в одном лифте до экрана. Вполне может быть.
Однажды Анне Ахматовой на творческом вечере пришлось выступать после Александра Блока. Она попросила Блока поменяться с ней местами, поскольку полагала, что выступать после гениального Блока будет просто невозможно для нее.
– Что Вы, Анна Андреевна, – невозмутимо ответил Блок, – читайте после меня спокойно, мы же с Вами не тенора!
Тут много правды и много иронии: конечно, поэты не тенора, тенора не спринтеры на беговой дорожке, спринтеры не… зачем сравнивать? Но уж если вы оказываетесь в одном произведении частью целого, то я имею право сравнивать и выбирать.
Да, помню медленную, почти неподвижную картину мира, как до сотворения человека в "Материнском камне", помню тень от листьев на руке человека в "Поэме любви", но "Ожидание чуда" Алёны Суржиковой я помню целиком – как выдающийся поступок подлинного художника.
Премьера документального фильма "Корни", снятого к 100-летию ЭР, состоялась 3 мая.
Редактор: Надежда Берсенёва