Гендиректор полиции Вахер: Эстония не сотрудничает с Россией в расследовании преступлений
Генеральный директор Департамента полиции и погранохраны в интервью ERR рассказал о том, насколько безопасно жить в Эстонии, текущей ситуации с обычной и организованной преступностью, связанных с новой волной иммиграции рисках, а также о причинах, по которым эстонские следственные органы не сотрудничают с российскими коллегами в раскрытии трансграничных преступлений.
- В таллиннском районе Мустамяэ в эту среду мужчина подошел к какой-то компании и ударил одного из них ножом. Раненый позднее скончался в больнице. Это правда, что полиция сначала подозревала в этом начало целой серии подобных нападений?
- Такие события вынуждают полицейских следователей думать о разных версиях. Точно так же после стрельбы по таксистам на улице Теллискиви [в Таллинне в июне прошлого года] мы задались вопросом: может ли этот человек теперь и сейчас начать убивать и других невинных людей, как мы видели в [других] странах Европейского союза?
В случае Мустамяэ руководитель следственной группы дал одной группе [следователей] задание проверить, были ли нападавший и пострадавший знакомы, а второй группе поручил проверить самую страшную версию - не ходит ли по улицам города больной человек, который может совершить следующее преступление.
К настоящему моменту подозреваемый задержан, его мотивы мы уточняем, но это преступление, очевидно, связано со сведением счетов поссорившихся в ходе совместной пьянки людей.
- Эстонская полиция готова к тому, что она может столкнуться со стрельбой или нападением с холодным оружием с большим количеством жертв?
- Мы готовы [к этому], рискну утверждать, лучше, чем когда-либо раньше, и мы тренируемся реагировать на подобные случаи.
- Какой выглядит Эстония для вас как для одного из наиболее информированных людей?
- Выглядит безопасным для жизни местом. Но, зная в качестве главы полиции, что может произойти и что мы вместе с партнерами предотвращаем или пытаемся предотвратить, поле для деятельности довольно большое.
- В прошлом году зарегистрировали 27 169 правонарушений, из них треть - против личности. Насилия много?
- Это большая цифра. Люди теперь смелее сообщают о случаях насилия со стороны близких, чувствуют, что им помогут. Приведу в пример консультационный телефон для женщин, где мы, как следователи, видим, как много жертв семейного насилия обращаются через такую психологическую консультацию в полицию.
Изменились классические кражи. На смену ситуаций, когда крали то, что плохо лежит, приходят преступления в интернете, когда используют неосторожность человека или желание что-то быстро купить. Такие преступники - умные психологи.
- В прошлом году в полицию поступили сообщения о 4119 преступлениях, связанных с семейным насилием. Можете предположить, сколько случаев побоев остаются неизвестными?
- Не менее половины или даже больше. Мы знаем, что побои обычно наносят мужчины, как правило, безработные с начальным образованием, любящие выпить... Как ни печально, свою злость они вымещают на женщинах или детях.
- Какими словам можете поощрить людей сообщать о семейном насилии?
- Единственная возможность завоевать это доверие - показать пострадавшему, что государство - полиция, прокуратура, местное самоуправление, [служба] психологической поддержки - окажет помощь.
- Кражи не перемещаются в интернет в Южной Эстонии, где с конца прошлого года около двадцати раз вламывались в магазины и на автозаправочные станции. По оценке полиции, речь идет об одной и той же группе воров. Долго еще это будет продолжаться?
- Действительно, никуда не пропали преступления, когда разбивают окно или ломают дверь, чтобы украсть бутылку водки. Да никуда они и не пропадут.
- Группа воров ездит от магазина к магазину, от заправки к заправке, а полиция рекомендует установить более яркие лампы у магазинов и заправок...
- Это не одна группа, там несколько групп - полиция каждый день собирает больше информации. В последнем месяце мы задержали одну группу, но мы знаем, что действует еще одна. Поверьте, мы подобрались к ним совсем близко.
- Воры из Эстонии или Латвии?
- Из Эстонии.
- Я читал в результатах опросов, что по вечерам в месте своего проживания в полной безопасности чувствуют себя 41% людей, а еще 35% - довольно безопасно. Могли бы эти цифры быть больше?
- Конечно, могли бы. Если уточнить и посмотреть, что влияет на чувство безопасности людей на улицах, то опасение стать жертвой ограбления или кражи - только маленькая часть этого. Чувство безопасности человека начинается с того, не свисают ли с крыш опасные сосульки, не скользко ли на дороге и т.д. Вплоть до того, хорошо ли освещена ведущая к дому улица.
- Полиция просила управы маленьких городов не гасить на ночь уличное освещение?
- Таких встреч много. И тогда выясняется, что убрав одну скамейку в парке, можно повлиять на безопасность во всем парке.
Я не буду называть конкретные парки, но была ситуация, когда молодым людям в Таллинне приходилось идти из школы домой через парк, в котором шумные пьяницы облюбовали себе скамейку. Молодым людям, которые там проходили, приходилось выслушивать брань и оскорбления. Какое было решение? Перенести скамейку в другое место и поменять несколько ламп в фонарях в парке. И все изменилось.
Вторая возможность заключалась в назначении туда круглосуточного [полицейского] патруля, что не является разумным решением.
- У вас нет столько полицейских, чтобы патрулировать каждый парк.
- Таких ресурсов у полиции нет, и, кроме того, я не считал бы это разумным.
- Глава Европола Катрин де Болль сказала, что в Европе действует свыше 5000 преступных группировок. Сколько из них дотягиваются до Эстонии?
- Вообще говоря, все преступные сообщества носят международный характер. В Эстонии, где у нас есть для этого различные индикаторы или стандарты соответствия, действует около 20 преступных сообществ, из них семь-восемь являются активными или опасными с точки зрения организованной преступности. Исходящая от них опасность связана с тем, насколько хорошие у них контакты с [организованной преступностью] в России, Белоруссии.
- Чем они занимаются? Ведь безумные 1990-е годы, когда у нас на улицах стреляли из автоматов и взрывались бомбы, давно прошли.
- Сейчас организованная преступность хочет быть скорее невидимой и анонимной, и мы больше не сталкиваемся с публичным сведением счетов.
Это, разумеется, не означает, что мы можем чувствовать себя более чем удовлетворенными. Следя за событиями в Швеции, которые я не раз обсуждал со своим коллегой, там есть четкая тенденция, которую мы можем предотвратить, если будем хорошо делать свою работу.
- А какая в Швеции тенденция?
- Такая, что некоренные шведы, скорее получившие шведское гражданство иммигранты, беря с собой свое государство, свою не соответствующую европейским ценностям культуру, начинают улаживать свои дела, сводить счеты. И это довольно характерно для некоторых преступных сообществ, в том числе в Эстонии.
- Из этих 20 преступных сообществ в Эстонии все приезжие?
- Некоторые да, некоторые нет. Для эстонских преступных сообществ характерно довольно сильное смешение. Пожалуйста, поймите, что все имена мы здесь называть не можем.
За последние три-четыре года большая часть главарей классических преступных сообществ пошла под суд и можно сказать, что скоро ждем их обратно.
Довольно существенное изменение произошло в 2016 году со смертью организатора преступных сообществ и держателя "общака" Николая Таранкова. Поиски нового лидера [преступного мира] в Эстонии продолжаются до сих пор. Пока это им не удалось, и в этом провале есть и часть заслуги полиции. Мы заинтересованы в том, чтобы им не удалось это сделать.
- Почему? Если бы был человек, поддерживающий порядок в преступном мире, то и со стороны бы все выглядело спокойнее.
- Это не совсем так. Наши эксперты и следователи говорят, что тот, кто захочет стать лидером, совсем не обязательно продолжит линию, которую практиковал Николай Таранков - мир и тишина, беловоротничковая преступность.
Наша задача - разрушить сущность преступного сообщества в Эстонии, потому что организованная преступность - это такое образование, которое, занимаясь обычной преступностью, может быть [также] инструментом, используемым в случае крупных кризисов. Например, украинские коллеги описывали, как до войны [в Донбассе] организованная преступность использовалась для совершения трансграничных преступлений.
- И все-таки, чем занимаются эти 20 преступных группировок в Эстонии?
- Есть три основных направления деятельности.
Наркопреступления. Полученные оттуда деньги надо легализовывать, и так мы приходим к отмыванию денег.
Как я уже сказал, они перешли от насильственной преступности к беловоротничковой, связанной с экономикой - есть возможность получать преступные доходы "в белых перчатках". То есть экономические преступления, включая налоговые преступления, уклонение от налогов - один из крупных источников дохода.
- Организованная преступность относительно малорискованная, потому что хотя вы и знаете, что в Эстонии есть семь-восемь сильных группировок, но... они действуют спокойно.
- Они действуют, но сегодня возможностей у них меньше, чем пять-шесть лет назад, потому что большое число лидеров вместе с подручными отданы под суд. Это не означает, что [организованная преступность] в Эстонии пропала. Она существует, и мы активно работаем, чтобы ограничивать ее деятельность.
- Сколько может пройти времени с того момента, когда криминальная полиция получит первую информацию о каком-нибудь преступном сообществе, до момента, когда судья от имени Эстонской Республики признает их виновными?
- Если мы начинаем с самого начала и выявляем зачатки преступного сообщества, то [сначала] надо понять, создано ли это сообщество с целью совершения преступлений. Затем сбор доказательств... По нашей оценке, на скрытое производство у полиции уходит до одного года. Затем переходят к публичному производству, в котором многое зависит от того, насколько много и качественно было собрано ранее доказательств. Еще какое-то время уйдет до решения суда.
Как руководитель полиции, я могу измерить, сколько уходит времени на расследование одного преступного сообщества - год-полтора. Мы также оценивали стоимость [такого расследования]. Она составляет примерно полмиллиона евро к тому моменту, когда [следствие] зашло так далеко, что деяние доказано в такой мере, что мы можем предъявить последние подозрения и передать дело в прокуратуру вместе с резюме расследования.
- Не очень дешево.
- Не очень дешево. Самая дорогая вещь в мире - обеспечение конспирации. С хитрым преступником можно бороться только еще более хитрыми методами. И это довольно дорого.
- Синтетический опиоид фентанил, от передозировки которым еще в 2017 году в Эстонии умерли 110 человек, окончательно вытеснен с местного рынка и крупные наркоторговцы сидят за решеткой?
- Могу ответить утвердительно, потому что фентанила в Эстонии очень мало. Но он не пропал полностью, он есть по-прежнему. Исчезновения фентанила в больших количествах удалось добиться благодаря тому, что мы положили конец деятельности пары преступных группировок, которые были главными организаторами доставки фентанила в Эстонию. Во-вторых, Институт развития здоровья очень хорошо работает и помогает находящимся в плену наркозависимости.
Никто не начинает употреблять фентанил так, что, проснувшись однажды утром, думает - а не попробовать ли мне фентанил, и сразу покупает его на рынке. Нет, фентанил - это следующий наркотик после амфетамина и героина, и такие тяжелые синтетические вещества употребляют наркоманы со стажем, которые тем самым кормят эстонские преступные сообщества.
Но на замену [фентанилу] пришли новые наркотики, например, поступающее из России вещество, которое называют НЛО или соль для ванны.
Природа, действительно, не терпит пустоты. Разработчики [наркотических] веществ, а там крутятся огромные суммы денег, не перестают думать, и сегодня на рынке есть НЛО или соль для ванны, разные потребители используют разные названия. У него другое действие по сравнению с классическим фентанилом, более длительное.
- Откуда он поступает?
- Из России. В Эстонию много завозится почтой, что усложняет расследование преступления, потому что ни одно звено цепи не знает другие [звенья], посередине выстроены анонимные интернет-сайты или [используется] "закапывание" в землю, перевозящие [наркотик] через границу "мулы".
- Сотрудничают ли в этой сфере эстонская и российская полиция и если, то в какой степени?
- Мы не сотрудничаем с российской полицией в расследовании наркопреступлений, потому что у нас были... Уже много лет назад, еще до начавшейся в Украине военной деятельности, мы почувствовали, что нас обманывают. То есть информация от Российской Федерации о преступниках искажалась, и мы долго занималась версиями, которые не соответствовали действительности. В конце концов мы поняли, что нас обманывают. Между нами нет доверия.
Мы действительно работаем [совместно] с инцидентами на границе, но в том, что касается расследования преступлений, с Российской Федерацией у нас содержательного сотрудничества нет.
- Сколько проблем создает полиции иммиграция?
- Все больше и больше. 30 000 человек с долгосрочным видом на жительство [в прошлом году] - это заметная цифра.
Много говорилось о том, как следует это контролировать, есть много мер, которые можно предпринять в сфере экономики и занятости. У нас еще осталось немного времени, пока опасности, которые сопутствуют наплыву или движению мигрантов, удается избежать, но этого времени не очень много. На сегодняшний момент нет информации, что миграция повлекла за собой большие изменения в преступности, но мы внимательно за этим следим. Если раньше мы могли сказать, что в плане миграции мы являемся транзитной страной, то теперь через [Эстонию] не только следуют проездом, но и остаются здесь, например, работать, и часто работают неофициально.
- Что беспокоит полицию? Что 75% зарегистрировавшихся для краткосрочной работы - граждане Украины? Строительные и многие сельскохозяйственные предприятия в Эстонии очень рады этой ситуации.
- Это движение мы полностью изменить не сможем. Наша задача - следить за тенденциями, касающимися преступности.
Нынешняя миграция довольно сильно связана с трудовой миграцией. Если работать незаконно, то эстонское государство не получает налоги... Но мы заметили, что остающиеся здесь приглашают потом свою семью, возникают сети, остаются на более долгое время, и если возникнет культура, не похожая на нашу культуру труда или общественного порядка, то могут возникнуть новые преступные сообщества, а они могут начать совершать такие преступления, какие мы видим в Швеции.
- Есть ли какие-либо признаки этого в Эстонии?
- Пока нет. Но я заверяю всех людей в Эстонии, что мы внимательно за этим следим вместе с партнерскими ведомствами. Как мы уже говорили: эти нападения совершаются все ближе к Эстонии, и вопрос не в том, произойдут ли они [в Эстонии], а скорее в том, когда может произойти нечто подобное.
- Нечто подобное... Что это значит?
- Кто-то по различным мотивам захочет вызвать страх у жителей Эстонии и, например, убьет кого-то на улице или в школе и т.д.
- На восточной границе тихо и спокойно?
- Сейчас можно так сказать. Мы контролируем ситуацию на границе. Но, конечно, довольно важно, как будет вести себя наш партнер - Российская Федерация, потому что нелегалов там, очевидно, много, и если российская сторона что-то проспит или сделает что-то умышленно, то допуск или направление на границу сотен нелегалов - один из существенных рисков, для противодействия которому нужно очень много ресурсов, и государство в целом должно прилагать для этого усилия.
- Строительные работы на восточной границе затормозились?
- Мы в ближайшие дни решим, с кем заключить договор о строительстве. В отношении первых 25 км у нас [выполнены] все условия, разрешены споры по поводу земли, есть проект и деньги. Можно сказать, что есть и строитель. Как часто бывает в демократическом государстве при объявлении строителя, если речь идет о десятках миллионов евро, то можно ждать дискуссий и в суде, кто был бы лучшим строителем. Но я оптимист, [думаю], что до лета сможем начать строительство.
- Протяженность сухопутной части эстонско-российской границы 135 км, из которых 101 км проходит по болотистой почве. По последним подсчетам, во сколько обойдется это строительство?
- Да-а... Сегодня мы рассчитываем на такую сумму или направление, что обещанные нам правительством деньги - 86 млн евро - пойдут на обустройство самого сложного участка границы. Это юго-восточный угол, от точки пересечения трех границ [Эстонии, Латвии и России] до Вярска. Сегодня там у нас самые сложные природные условия.
- Пограничная охрана по-прежнему прочно закреплена в составе Департамента полиции и погранохраны?
- Пограничная охрана у нас тесно интегрирована в Департамент полиции и погранохраны. Для меня охрана границы не означает, что кто-то идет вдоль границы, смотрит налево и направо, пытается обнаружить следы.
Охрана границы состоит из четырех очень важных компонентов.
Один из них как раз заключается в том, что пограничники с острым зрением и служебные собаки с чувствительным носом находят на природе все чужие следы. Но это можно заменить техникой, что является для нас одной из целей обустройства восточной границы.
Кроме того, важно все то, что мы делаем в пунктах пропуска. Кого там разворачивают, потому что они прибыли на эстонскую границу с визой, полученных на ложных основаниях. Например, у человека с собой рабочая одежда строителя, а по документам у него туристическая виза и он едет осматривать достопримечательности Старого города на Тоомпеа... Расходится [с действительностью].
В-третьих, все касающееся [международной] организованной преступности, потому что их преступления включают в себя и пересечение границы - будь то наркотические вещества, контрабандные сигареты, торговля людьми. Если переправка одного вьетнамца с петербургского рынка в Польшу стоит 1000-1500 евро, то с точки зрения преступника доставка двух ящиков контрабандных сигарет - та же самая деятельность, просто сумма денег другая.
В-четвертых, все те действия, которые мы совершаем не у границы, а... Если мы задерживаем в Пайде подозрительный автомобиль, о котором наши эксперты говорят, что он может быть связан с перевозкой нелегалов, то это тоже охрана границы, хотя происходит в Пайде.
И в качестве пятого важного аспекта я бы назвал сотрудничество с нашими международными партнерами - как работает латвийская, как работает финская погранохрана. Сверхважные партнеры.
- Как идут дела с созданием резервного подразделения внутренней обороны по желанию министра внутренних дел?
- Создание резерва... продолжается, движется вперед. Мы сегодня ждем довольно большого количества юридических изменений. Цель резерва внутренней обороны - выполнить значительную часть той работы, которая делается перед объявлением войны.
О чем я говорю? Что нам нужны правовые рамки, чтобы прошедшие срочную службу люди, которые назначены в резерв, смогли приступить к обороне эстонского государства до военного времени. Для этого нужно изменить закон.
Создание резерва внутренней обороны не стоит на месте, и мы получили для этого финансирование на 2020 год, чтобы...
- Сколько?
- 890 000 евро, чтобы осуществить предварительные действия при условии, что правовое поле изменится. Продумать все планы обучения, инфраструктуру, нанять четырех человек, которые служили в Силах обороны и умеют осуществлять военное планирование. Плюс некоторые учения, тренировки и закупка снаряжения в очень маленьком объеме, чтобы в конце года, может быть, уже протестировать с Силами обороны все процедуры формирования резерва.
- Цена в 20 млн евро за весь проект по-прежнему действительна?
- Эта сумма, да, примерно такая. В течение этого года мы получим очень много дополнительной информации, продумывая действия, но первоначальная оценка, действительно, такая.
- Какие у вас отношения с министром внутренних дел Мартом Хельме, который в августе прошлого года хотел вас снять с должности, но вмешался премьер-министр?
- Мои отношения с министром внутренних дел очень рабочие.
Министерство внутренних дел четко сформулировало свои ожидания от Департамента полиции и погранохраны, это называется планом действий учреждения. Также ясно, чего ждет министр внутренних дел в плане развития - это создание резерва внутренней обороны. Я твердо считаю это важным проектом, потому что все те действия и потенциал, которые позволят реагировать на кризисы лучше, чем сейчас, очень важны.
Во-вторых, конечно, обустройство восточной границы. В-третьих, все касающееся спасения людей. Например, вопросы спасения на море изучаются министром внутренних дел, работает рабочая группа, вносит предложения.
- Но есть ли у вас чувство, что ваше положение на этой должности очень непрочное?
- Я никогда так себя не чувствовал. Если вкладываешь в работу душу, знаешь правовые акты и понимаешь, что от тебя ждут, то все очень хорошо.
Редактор: Андрей Крашевский