Сделать фильм, абсолютно отгороженный от всего социального, общественного, имеющего отношения к газетам и телевидению, но при этом фильм пронзительный до слез, которые невозможно сдержать во время просмотра, может решиться лишь художник, обращенный к самым потайным струнам зрительской души. Собственно, такой фильм не очень хочется смотреть при посторонних, он, скорее, для индивидуального просмотра.

У больших артистов всегда длиннейший перечень условий; они дорожат, как правило, своей репутацией – я имею в виду тех артистов, которые воспринимаются публикой вкупе со своей жизнью, а не только через творчество. Я имею в виду артистов, в глазах которых есть целый мир мыслей и переживаний, и когда их показывают крупным планом, то мы невольно начинаем уважительно относиться к этой профессии, девальвированной сериалами (во всяком случае, российскими). И вот, представьте, что Сергей Ливнев собирает под одним названием таких звезд: в двух главных ролях – Даниэль Ольбрыхский и Алексей Серебряков, ну, довольно значимая роль у Елены Кореневой, но дальше-то, дальше по красной дорожке идут в эпизоды, в несколько крупных планов Ольга Остроумова, Наталья Негода, Полина Агуреева, Светлана Немоляева, Александр Сирин, Ёла Санько. И снимает их оператор Юрий Клименко так, что в крошечной, несколькосекундной новелле раскрывается целая жизнь.

Да вот самый простой пример: две матери семейной пары живут в одной квартире – Светлана Немоляева играет музыковеда, прикованного к инвалидной коляске, но ухоженную, одухотворенную, погруженную в мир музыки и снисходительности, обходящую в разговоре всё, что может интересовать героя Алексея Серебрякова, хранящую тайны, которые давно превратились в гербарии, выброшенные на задний двор. Вторая – Ёла Санько в это время моет полы в большой квартире, раздраженными репликами тесня Серебренникова к выходу. А Наталья Негода – между этими двумя женщинами: матерью, волочащей на себе весь тяжкий быт, и свекровью, пишущей монографию о выдающихся дирижерах, живет, как мы можем лишь догадываться, в смиренном аду несоответствий. Она – первая любовь героя Серебрякова, которую он почему-то бросил (нам и не надо знать – почему), – в этой недосказанности особый смысл вечных семейных тайн, которые никто никогда не хочет предавать огласке.

Разве что реквием делает человека лучше

Незабываемо играет Даниэль Ольбрыхский старого, смертельно заболевшего и угасающего на глазах выдающегося дирижера, всем пожертвовавшего своей профессии. Но не собой – он приносил в жертву музыке других людей, самых близких, самых дорогих, преданных ему всем своим существом. Мелькнувшая Ольга Остроумова, когда-то бывшая недолго его женой, – с ней он решил сейчас попрощаться, создала за несколько "тактов" образ женщины, которая несколько десятилетий пыталась симулировать счастье, испытанное ею лишь однажды с героем Ольбрыхского: она получила и нового мужа, и сына, и невестку, и внуков, но страсть и преданность ее остались здесь, в этом саду, заросшем и заброшенном, в этом доме, заставленном ненужными вещами. Ни она, ни Светлана Немоляева не боятся своего возраста, они бесстрашно подставляют лица камере, и камера своей операторской любовью показывает как сквозь старость проглядывает неосуществленная молодость.

Выдающаяся работа Елены Кореневой: она была ученицей дирижера, потом, вероятно недолго, его любовницей, разрушила карьеру (он не хотел ее отпускать от себя) и навсегда поселилась в его доме в качестве прислуги, домработницы, подносительницы лекарств, проклинаемой им, кричащим: "Надоела!". Она пережила последнюю и, надо думать, самую стойкую жену дирижера, победила, но это даже не пиррова победа, а некое торжество бессмысленного упорства, не имеющего реальной цели. Она не озлоблена, не язвительна, она просто пуста, поскольку ее кумир выел своей требовательностью все ее внутренности, и она стала похожа на мумию. В ней даже не осталось трагедии, обиды, просто одна пустота, сыгранная большой актрисой так достоверно, словно ты подсматриваешь за ней, и тебе даже делается немного неловко от этого подглядывания, хотя ничего неприличного, помимо душевной пустоты, ты не видишь.

Прелестна и работа Полины Агуреевой, хотя ей и трудно соперничать с выдающими с актрисами – в ней все-таки есть элемент старания, но он компенсируется ее красотой, ее тихой жизнерадостностью, ее грустью, выстроенной на полутонах.

Александр Сирин тонко и легко сыграл врача, отстраненно, монотонно и просто объясняющего и раскрывающего все загадочные тайны, что окружали несчастного персонажа Серебрякова. Все детективные линии, не дававшие покоя герою, распутаны, все ответы найдены, но, оказывается, никому от этого не становится ни легче, ни горше. Правда в семейных делах никогда никому не помогает и помочь не может.

Дуэт мастеров

В дуэте Ольбрыхского и Серебрякова, играющих отца и сына, оба мастера позволяют себе совершенно невообразимые вещи: они плачут, они сталкиваются в предельной, невообразимой степени ненависти, они рыдают над своей несостоявшейся любовью, они идут навстречу друг другу, сгибаясь, как шекспировские шуты, под ветром смерти. Они оба хотят любви, и оба не умеют ни дать ее, ни взять.

Я очень хорошо знаю (думаю, не я одна) и понимаю это чувство, когда ты ищешь любви того, кто любит тебя только по долгу родства, по сути, и не любит вовсе, но ты этот долг ему вменяешь, ты надеешься, ты просишь, ты умоляешь. Родство – страшная вещь, где бессознательное смешивается с сознательным в таких чудовищных пропорциях, что не всегда напиток оказывается целебным. Именно о непреодолимом безумии родства и создан этот фильм, где есть и детективная история, которую я умышленно обхожу стороной, чтобы не мешать тем, кто прочтет эти заметки, получить удовольствие от сюжета.

За время фильма Ольбрыхский из цветущего кумира толпы превращается в беспомощного старика, которым целиком завладевает смертельная болезнь; Серебряков из искателя эвтаназии становится улыбающимся преподавателем в доме престарелых, которые вырезают, выдалбливают по дереву картинки по мотивам Ван Гога.

Название фильма иронично – нескольких Ван Гогов быть не может, что-то бывает только в единственном числе – твоя жизнь, отпущенное тебе время, твоя судьба, твое счастье и твое несчастье. В полной мере не реализуется ничто из этих вещей; сколько бы тайн бытия ты ни раскрыл, а загадки будут только множиться.

Правы те, кто хранит семейные тайны, правы и те, кто предает их огласке, нет в семейных делах ни правых, ни виноватых, точнее, все виноваты, и тот, кто способен это осознать, плачет сладкими слезами во время фильма, который стал для меня очень важной страницей 22-го фестиваля PÖFF.

Информация о кинопоказах фильма в рамках фестиваля PÖFF здесь.