Все это уже было. И не один раз. В последний раз это было, наверное, весной 2011 года, когда 60 000 эстонцев создали в Facebook группу "Верим Андрусу Веэрпалу". Сам герой-олимпиец прослезился на пресс-конференции, а получающий зарплату глава Союза лыжного спорта официально подтвердил, что журналисты лгут, когда пишут, что Веэрпалу уличен в употреблении допинга.

В то время я был одним из тех, кто помог донести историю о мошенничестве Веэрпалу до публикации в Postimees. Это, в числе прочего, стало одной из причин, по которым я тем же летом ушел из Postimees, а чуть позже и вообще из журналистики. Если твои давние читатели верят мошенникам больше, чем тебе, то возникает чувство, что ты носишь воду решетом и делаешь бессмысленную работу.

Да и сами приемы искажения правды повторяются с незапамятных времен. Сначала, конечно, полное отрицание: "Жалобы были проверены как полицией, так и службой охраны детства, и там также были опровергнуты все подозрения", - написал в Facebook после разразившегося скандала председатель комиссии Рийгикогу по иностранным делам Марко Михкельсон.

Ни слова о том, что следователь полиции счел действия Михкельсона достойными порицания с этической точки зрения и написал в своем постановлении: "Михкельсон сожалеет и к настоящему времени понимает, что таких снимков не должно было быть. /---/. В ситуации, когда ребенок не знает, что его фотографируют обнаженным, необходимо в первую очередь исходить из принципа неприкосновенности тела ребенка".

Отрицание подкрепляется круговой обороной политиков и многих  изданий, в которых акцент делается не на содержательных, а исключительно на юридических аспектах. "В отношении Марко Михкельсона не было начато ни одного расследования", - неоднократно заявила премьер-министр Кая Каллас. Как будто она не знает, что между преступлением и подобающим поведением остается не менее "пятидесяти оттенков серого". Генеральный директор театра "Эстония" Айвар Мяэ, вице-спикер Рийгикогу Таави Рыйвас и министр Марти Куузик не совершили ни одного преступления, но им все же пришлось подать в отставку.

Наконец, в игру вступает прямая ложь. Рассказывается о невинных фотографиях малышей в ванне, которые можно найти в любом семейном фотоальбоме, и утверждается, что скандал "мотивирован спором о праве попечительства над детьми", хотя вопрос о праве попечительства уже был решен судом и спор о фотографиях на него не повлиял.

В завершение на амбразуру бросаются советники по этике и теоретики журналистики, которые с серьезным лицом объясняют, что "пресса не освещает споры, связанные с детьми".

И это в то время, когда в сети можно найти бесконечные истории о том, как отец похитил своего ребенка из детского сада; как община Тюри была шокирована случаем, когда трех- и четырехлетнего ребенка ночью забрали у матери на глазах работников из службы охраны детства; как передача ETV "Pealtnägija" рассказывает о борьбе художницы Элизабет Салмин со службой охраны детства в Нидерландах за возвращение ее пятилетней дочери Анны и т. д.

Дети и их родители, не являющиеся общественными деятелями, часто фигурируют в этих статьях и репортажах под своим собственным именем и внешностью, а в некоторых случаях даже с относительно точным описанием места жительства.

Ни один блюститель нравственности до сих пор не протестовал против публикации любого подобного случая, а теперь вдруг оказалось, что дело плохо. Даже канцлер права высказывается и заявляет, что больше нельзя. Но почему только сейчас? Неужели причина в том, что, в отличие от многих прежних споров о детях, освещавшихся в прессе, главным действующим лицом на этот раз является председатель комиссии Рийгикогу по иностранным делам, известный общественный деятель, к деятельности которого пресса как раз и должна испытывать повышенный интерес?

Наконец, когда ничего другое не помогает, начинают обвинять в неэтичном поведении не человека, который сделал неуместные и неэтичные фотографии, а тех, кто вынес его поступки на суд общественности.

Действительно, даже описания сделанных Михкельсоном фотографий вызывают тошноту, что уж говорить о самих фотографиях. Это нелегко читать и нелегко слушать.

Но каким бы отвратительным ни был этот материал, следует спросить: имеет ли общественность право знать, какую оценку дал полицейский следователь фотографиям обнаженных девочек, сделанным известным политиком? Имеет ли избиратель право знать о том, по какому делу судился один из ведущих политиков страны и заключил компромиссное соглашение? Виноват ли вестник - тот, кто осмелился рассказать об этом деле, и тот, кто прочитал на радио несколько предложений из описания одной фотографии, - или автор непристойных фотографий?

Но как уже было сказано, все это уже было. И не один раз. У меня остался только один вопрос: если Марко Михкельсон не делал непристойных снимков, то от чего мы так тщательно защищаем этих детей?!