Гостья передачи "Особый взгляд" премьер-министр Эстонии и лидер Партии реформ Кая Каллас называет маловероятным свое назначение на пост генсека НАТО; считает, что речь Макрона в Братиславе была довольно содержательной, несмотря на неудачные слова о том, что важнее вести переговоры с Путиным, чем судить его; и уверяет, что Запад не подумывает о сокращении помощи Украине, если контрнаступление провалится.

Также в разговоре затронули проблемы с нехваткой средств в Кассе здоровья, легализацию однополых браков, возможный разрыв договора с Россией о правовой помощи, рост популярности оппозиционных партий и другие темы.

- Недавно в интервью Би-Би-Си вы сказали, что считаете маловероятным свое назначение на пост генсека НАТО. 27 мая Reuters написал, что некоторые члены НАТО считают вас слишком жесткой по отношению к России. Как вам нравится прозвище "железная леди"?

- Прежде всего, это, конечно, большое признание, что мое имя действительно так часто звучит. Хотя я должна отметить, что, прежде всего, это спрашивают журналисты. Другой вопрос: если определенные кандидаты – реальные кандидаты – во всем разделяют наши позиции, то почему же про меня говорят, что я слишком жесткая, если они говорят то же самое? Как я уже говорила, крайне маловероятно, что мне сделают это предложение. Но это признание приятно, никогда еще по поводу кандидата из Эстонии не строилось столь серьезных предположений в контексте столь высоких позиций.

- На прошлой неделе прошло несколько встреч в верхах. В Братиславе президент Франции Эмманюэль Макрон сделал два заявления, попавшие в заголовки СМИ и вызвавшие большой резонанс. Как вы прокомментируете его слова о том, что переговоры с Путиным могут быть важнее суда над ним?

- В целом это была хорошая речь. Там было много таких тезисов, которые прямо повторяли то, что мы всегда говорили. Теперь Эмманюэль Макрон тоже стал говорить про это. Что касается момента об ответственности, то на самом деле это очень любопытно. Я сейчас как раз заканчиваю читать одну книгу о Нюрнбергском трибунале и его подготовке. Что интересно, тогда приводились такие же аргументы против, которые звучат и сейчас. И, может, вам интересно будет узнать, что впервые идею создания этого трибунала обсуждали еще в 1942 году, а, как известно, война закончилась в 45-м. И в 1943-м о трибунале уже в общих чертах договорились, хотя еще не было известно, как в итоге это закончится. Договорились о том, что лидеров, которые решили начать эту войну, должно быть возможно привлечь к ответственности.

Мне кажется, заявления, что лидеров надо как-то исключить из рядов тех, кого необходимо привлечь к ответственности, вредны. Именно по той причине, что без этого преступления, которое могут совершать только те, кто принимает решения напасть на другую страну, не было бы и военных преступлений. Не было бы ничего, не было бы тех страданий, о которых мы сейчас все знаем. Может возникнуть порыв сесть за стол переговоров, но для стабильного мира нужно, чтобы эти люди были привлечены к ответственности.

Я много читала о российской истории. Разница между Россией и Германией, может быть, именно в Нюрнбергском трибунале. От этого был еще один эффект: да, судили конкретных людей, которые были непосредственно ответственны. Но этому сопутствовало также то, что немецкий народ узнал обо всех этих преступлениях, которые совершили фашисты. Этого никогда не происходило в отношении преступлений России, которые были совершены здесь, в Украине или где-то еще. И россияне даже не знают на самом деле, какие ужасы были совершены. Поэтому привлечение к ответственности необходимо также для того, чтобы положить конец череде нападений России на своих соседей.

- Если вы говорите, что в целом его речь была хорошей, то что же имел в виду Макрон? Его фразу вырвали из контекста?

- Я смотрела это выступление. Я понимаю, о чем он говорит, и я не могу сказать, что эти слова вырваны из контекста. Такая озабоченность выражается: мы хотим мирных переговоров, но для этого мы должны говорить с Путиным, и тогда мы не сможем привлечь его к ответственности. Но мне кажется, что это неверный посыл, потому что если мы скажем, что ты ответственности не несешь, то на самом деле это ведь обнадеживающий сигнал всем в мире, кто хочет идти против международного права. С тобой ничего не случится. Да, люди умирают, но это тебя не касается, потому что ты у власти, с тобой говорят, за столом переговоров ты равный среди равных. И, зная диктаторов, для которых важна только власть, я считаю это крайне неверным посылом. Но, понятно, что все думают, как завершить эту войну. В конечном итоге к какому-то соглашению нужно будет прийти. Но для того, чтобы к нему прийти, нужно всячески поддерживать Украину, чтобы она смогла себя защитить. И война закончится сразу, как только Россия поймет, что она совершила ошибку. Что она не может победить в Украине, потому что за Украиной – Запад, потому что украинцы не сдадутся.

- Второе наделавшее шума заявление Макрона касалось того, что Запад якобы может пересмотреть объемы военной помощи Украине в случае провала контрнаступления. Действительно сейчас ведутся такие разговоры?

- Не открыто. Однако такие ожидания правда навязываются: давайте проведем это летнее контрнаступление, и, если оно не приведет к успеху, то подведем где-то черту. На самом деле этими ожиданиями нужно управлять. Если посмотреть, насколько большая эта территория, то окончательного и быстрого решения тут быть не может. Все мы должны свыкнуться с мыслью, что война в один день не закончится. К этой мысли должны привыкнуть и западные союзники. Это надолго, к сожалению. Но нашей целью должен быть стабильный мир.

- Недавно в своей редакционной статье газета Postimees написала, что военная напряженность в районе Балтийского моря возрастает. Об этом говорят последние новости из Беларуси, которая объявила, что российской ядерное оружие уже на пути в страну, и из Псковской области, где атаке дронов подверглось административное здание компании "Транснефть". Postimees сгущает краски?

- Наша ситуация не ухудшилась, скорее даже улучшилась, если учитывать, что вооруженные силы России заняты войной с Украиной, с учётом того, что в НАТО вступила Финляндия, которая вносит значительный вклад в безопасность Балтийского региона. Мы работаем над тем, чтобы и Швеция смогла вступить в НАТО. Это сделало бы все Балтийское море, как говорится, "натовским озером". Что касается Беларуси, то в Беларуси сейчас нет сильной армии, чтобы начинать военные действия. И там также нет сильной оппозиции для свержения режима. Как действует каждый диктатор: исключи все альтернативы, тогда ни к кому больше нельзя будет обратиться.

Конечно, установка тактического ядерного оружия в Беларуси со стороны России является эскалирующими и опасным шагом. Ядерную угрозу Россия ведь всегда и использует как тактику вымогательства по отношению к Западу. Но мы не должны дать себя этим запугать. Сейчас скорее ситуация на Балтийском море лучше, чем она была годами. Но нам нельзя также почивать на лаврах, так как позиция – да у вас ведь там сейчас нет никаких угроз, потому что Россия занята Украиной – тоже неверна. Мы всегда должны быть начеку и готовиться к тому, чтобы иметь возможность лучше себя защитить.

- Недавно опубликованный анализ показал, что уже в ближайшие годы Касса здоровья столкнется с нехваткой средств и ситуация будет ухудшаться с каждым годом. Какие вы видите варианты решения проблемы?

- Я всегда спрашиваю в Рийгикогу: если проблема есть, но, по мнению оппозиции, одинаково непопулярны как меры по экономии, так и повышение налогов, то как же мы тогда ее решим. Если мы не можем ни просить у налогоплательщиков больше денег, ни урезать и экономить? Другое, о чем я хочу сказать: когда с предыдущим министром здравоохранения и труда у нас были споры в связи с компенсацией больничного, которую они хотели несомненно продлить, я спросила: но ведь бюджет Кассы здоровья у нас сейчас в минусе, мы ведь его увеличим? "Нет-нет, у Кассы здоровья деньги есть", – сказал мне министр. Но я ведь знала, что это не может быть правдой.

Дефицит в 2025 году будет 167,3 миллиона евро, был сделан анализ. В правительстве мы договорились о том, что министр здравоохранения сделает предложения правительству по поводу устойчивого финансирования здравоохранения. Там есть несколько моментов. Нужно пересмотреть финансирование всех целевых учреждений и понять, что конкретно мы финансируем в здравоохранении: результат или просто процесс, какие-то исследования. Нужно, чтобы использование денег было оптимальным.

С другой стороны, есть ли у нас какие-то дополнительные возможности увеличить финансирование? Я приведу такой пример: все чаще применяются гибкие формы занятости. И очень часто это товарищества с ограниченной ответственностью, которые не платят себе зарплату, т. е. не вносят социальный налог, но при этом хотят пользоваться услугами здравоохранения. Мы должны очень внимательно отнестись к тому, чтобы с разными формами занятости было равное обращение. И чтобы оттуда поступал социальный налог для финансирования здравоохранения.

Что касается так называемого налога на сахар, то по нему у нас нет договоренности, такого предложения никто на коалиционных переговорах не выдвигал. В тот день, когда этот анализ вышел, я утром слушала новости и, действительно, там делались очень смелые предложения о налоге на сахар и о разных других налогах. Постараемся разобраться сначала с запланированным повышением налогов, а потом будем обсуждать дальнейшие шаги. Сейчас никто с таким предложением в коалиции не выступал.

- В отношении т.н. сахарного налога министр здравоохранения у труда Рийна Сиккут сказала, что этому должна предшествовать общественная дискуссия. В контексте того, что коалиция сейчас и так повышает многие другие налоги, это звучит комично.

- Все же я с этим не совсем согласна. Все те налоги, которые мы сейчас меняем, это те налоги, которые у нас есть. Мы повышаем немного подоходный налог, немного налог с оборота. Тот новый налог, который мы вводим – автомобильный налог – его мы так быстро не введем, сейчас эти предложения составляются, идет общение с разными заинтересованными группами. В плане выйти с ним осенью, чтобы с 1 июля следующего года он мог вступить в силу. Этот совершенно новый налог также требует дискуссий.

- Если вернуться к финансированию здравоохранения: что вы имели в виду, говоря, что нам надо понять, что именно мы сегодня финасируем –процесс или результат? Что происходит сейчас и чего хотелось бы достичь.

- Об этом ведь много говорили. Поскольку во многих местах финансируются исследования, то все медицинские учреждения хотят проводить много исследований, поскольку на них выделяются деньги, но получите ли вы от этого помощь, это уже другой вопрос. Мы уже приняли меры, чтобы все было в цифровом виде, чтобы не приходилось делать повторных обследований. Конечно, министр здоровья может рассказать об этом более подробно. В определенных сферах это уже можно сделать.

Я приведу один пример. Если вы пережили инсульт, то это может повлиять на вас по-разному. Он может лишить вас способности говорить, и вам придется заново учиться, но может повлиять и так, что вам снова придется учиться ходить или учиться моторике. Если финансируется логопед, а на самом деле у вас проблема с ходьбой, то логопед не поможет вашему выздоровлению. Таких примеров можно привести много. То есть процесс как бы есть, вроде что-то делается, но это не работа на результат. Министр здоровья может изучить эту тему, мы договорились о том, чтобы все министры в своей сфере, не только в министерстве, но и во всех целевых учреждениях, посмотрели, как лучше и более эффективно организовать работу. и потом мы вернемся к этой теме.

- Сегодня все больше людей выбирает частное медицинское страхование. Государство этому частично способствует, предоставляя налоговые льготы работодателям. Есть две точки зрения. Одна гласит, что эту сферу надо развивать, ведь тогда люди будут здоровее. Другие полагают, что это убьет солидарную систему здравоохранения, поэтому скорее надо отменять льготы. Вам какая ближе?

- Да, такие споры действительно идут. Послушаешь аргументы одних – и они кажутся совершенно верными, послушаешь других – тоже все кажется совершенно справедливым. Действительно, солидарность привносит баланс в систему страхования здравоохранения, когда здоровые и зарабатывающие больше помогают содержать услуги, которые предлагаются тем, кто в них больше нуждается. При привлечении частных денег в качестве одного из аргументов приводится то, что это увеличит поступление в здравоохранение не государственных средств.

Но контраргумент здесь таков, что это могут позволить себе те, кто и так живет лучше. Это приведет к тому, что медицинских работников больше не станет, они просто перейдут в частный сектор помогать тем людям, у которых есть деньги купить себе место в начале очереди. Здесь присутствуют определенные риски, но очевидно, что мы должны думать о том, откуда взять дополнительные средства для здравоохранения. Как сократить очереди на лечение и уменьшить те проблемы, которые у нас есть в доступности медицинских услуг.

- То есть сейчас вы не готовы занять одну из сторон?

- Действительно не готова. И именно по той причине, что мы договорились в программе действий правительства, что министр здравоохранения представит полную картину и анализ, чтобы окончательно все взвесить. Сейчас я бы не опережала события.

- Накануне в полночь завершился сбор подписей под петицией против легализации однополых браков. Она набрала больше 20 000 голосов. Да и в целом противостояние консервативно настроенной части общества довольно велико. Думаю, вы согласитесь, что этот вопрос раскалывает общество. И все же коалиция готова идти до конца, несмотря ни на что?

- Прежде всего, любовь не дискриминирует, и этого не должен делать и закон. Конституция говорит, что все люди равны. И правоприменительные акты Закона о сожительстве и гендерно нейтральный брак никого ничего не лишают. Те, кто состоит в браке, будут и дальше состоять в нем, те, кто хочет заключить брак, смогут это сделать. Возможность вступить в гендерно нейтральный брак есть в 20 странах Европы. Везде, где это изменение было принято, опыт показывает, что после принятия соответствующего закона противостояние сходит на нет.

Я приведу пример, который очень меня смешит: партия Isamaa, которая 10 лет был против принятия правоприменительных актов Закона о сожительстве, что не позволяло применить этот закон, теперь говорит, что правоприменительные акты нужно принять, но вот равенство брака - это проблема. Это тоже показывает нам, что отношение общества меняется. Если взять в общем в СМИ, то, если я правильно помню, только полтора процента медийного пространства занимает эта тема, и на самом деле она затрагивает немногих.

Если посмотреть на исследование общественного мнения, которое мы заказывали, то, во-первых, 55% жителей (62% эстонцев и 41% представителей других национальностей) считает, что равенство брака обеспечит всем людям равные права и обязанности без ущемления права других. Только 37% не согласны с этим утверждением. То есть большинство согласны. Интересно также то, что более положительно к вопросу равенства брака настроены лица в возрасте от 15 до 34 лет, т. е. те, кто сейчас находится в возрасте вступления в брак, те, кто заключает брак, те, кого это реально касается. Люди с высшим образованием и более высоким доходом, семьи с детьми.

Более критично настроены люди в возрасте от 50 до 74 лет. Это во многом обусловлено тем, что в советское время однополые отношения были запрещены законом, это несомненно багаж из прошлого. Но те люди, которых действительно касается тема брака, настроены относительно изменений положительно. Молодые люди не понимают, что для них изменится от этого. Я состою в браке, мне это нравится, и я не понимаю, почему у кого-то другого такого права нет. Я надеюсь, если мы примем принцип равенства брака, все увидят, что небо на землю не упало, и мы сможем спокойно жить дальше в ситуации, когда у всех жителей Эстонии будут равные права в отношении возможности вступить в брак.

- Партию реформ беспокоит потеря популярности и растущие рейтинги EKRE и центристов?

- Это логично. Мы – те, кто принимает все эти сложные решения, проводит их в жизнь и обосновывает. Мы – те, кто принимает удар на себя. Мы знали, что это ударит по нашим рейтингам. Это нужно учитывать. Но для меня всегда вопрос состоял в том, поступаем ли мы правильно? Даже если это сложно обосновать или люди начинают понимать правильность этого решения через какое-то время. Мы не можем бежать за еженедельными рейтингами. Это не должно быть принципом управления, потому что передовицы одну неделю могут быть одни, другую – другие. Ты не можешь быть как флюгер, поворачивать в ту сторону, куда дует ветер.

- Согласно последним опросам, EKRE вырывается в лидеры, что может придать дополнительной уверенности в собственных силах, чтобы и дальше блокировать работу парламента, выводить людей на улицы и раскачивать лодку. Вас это не беспокоит?

- Что хочет делать EKRE? EKRE хочет разрушать. EKRE в действующей парламентарной системе не может прийти к власти, потому что они слишком экстремальны и разжигают ненависть. Но, конечно, они говорят очень популярные вещи: налоги повышать нельзя, урезать ничего нельзя, пособия нужно повышать, раздавать всем деньги. Это популярно, но, если ты правишь, то ты не можешь принимать такие решения без долгосрочных последствий. Сейчас мы боремся с последствиями разрушения пенсионной системы, что было масштабным решением со сложными последствиями, которое приняло правительство EKRE, Isamaa и Центристской партии. Я понимаю это, но у нас только что были выборы, до следующих выборов 4 года. До этих пор у всех одинаковая позиция, даже если процент нашей поддержки изменится.

- Рейтинг упал у всех коалиционных партий, и особенно у Eesti 200. Во многом тут сыграл роль и скандал с Йоханной-Марией Лехтме. Как вы считаете, партия правильно повела себя в этой истории?

- Я не хочу критиковать работу других партий, у каждого есть свои проблемы, с которыми надо разбираться. Но мне кажется, главное, что в интересах всех жертвующих, чтобы история этих пожертвований была расследована и в дело была внесена ясность. Государственная прокуратура возбудила уголовное производство. Также, несомненно то, что решение Йоханны-Марии Лехтме покинуть Рийгикогу, было единственно правильным решением. Совет некоммерческого объединения решил провести ревизию. Органы, ответственные за расследование, должны делать свою работу.

Но я очень надеюсь, что сомнения в отношении пожертвованных денег не уменьшат желания эстонцев помогать украинцам или вообще заниматься благотворительностью. Это также является одним из признаков развитого общества, в котором люди хотят отдавать что-то обратно на благо других, будь это помощь Украине или какая-то другая волонтерская организация. То, что люди жертвуют средства, очень положительно. Я очень надеюсь, что случившееся не повредит этому порыву помогать.

- Ущерб сфере благотворительности уже нанесен. Те, кто занимается этим, говорят, что суммы пожертвований существенно сократились.

- Да, к сожалению, это так. Но мы должны делать все, чтобы обеспечивать прозрачность благотворительности. И я думаю, что некоммерческие организации и со своей стороны должны быть как можно более открытыми и прозрачными, чтобы восстановить доверие людей. Этот случай, несомненно, ударил по доверию, и это достойно сожаления.

- Вы сказали, что уход Лехтме из парламента был единственно правильным решением. С одной стороны, история некрасивая во всех отношениях. Но с другой: а если она потом будет признана невиновной?

- Да, абсолютно. Я говорила об этом и раньше, я рада, что случившееся расследуется, но в то же время действует и презумпция невиновности. Никого нельзя считать виновным до тех пор, пока не вступило в силу судебное решение. И это же я говорю и о случае Йоханны-Марии Лехтме. Но просто, очевидно, на политическом уровне давление было, и вероятно, она чувствовала, что это давление переносится и на партию. Как вы правильно заметили, она отвела удар от партии, отказавшись от своего мандата. Кроме того, в качестве члена Рийгикогу у тебя есть иммунитет, тебя нельзя обвинять в уголовном порядке без лишения тебя депутатской неприкосновенности. Если ты не депутат, то неприкосновенности у тебя нет. Это, может быть, также упростит производство.

- Сейчас снова на повестке дня законопроект о разжигании розни. Он подвергся критике как со стороны бывшего генпрокурора Лавли Перлинг, так и нынешнего главы прокуратуры Андреса Пармас. Хотя слова Перлинг сегодня можно расценивать как высказывание оппозиционного политика, ведь она возглавляет Партию правых. И все же. Оба опасаются, что с принятием закона будет непонятно, какие действия запрещены, а какие разрешены.

- Во-первых, вы очень правильно подметили, что Лавли Перлинг в данном случае выступает не в качестве прокурора, а в качестве политического оппонента, в этом плане она оппонирует всему, что делает правительство. Я бы так не прислушивалась к ее точкам зрения в данном случае. Но Андрес Пармас, действительно, рассудительно писал об этом, и я встречалась с ним, чтобы обсудить вопрос. Министерство юстиции учло сделанные прокуратурой замечания и изменило законопроект. После этого Андрес Пармас сказал, что в таком виде это подходит.

Интересно то, что исследования общественного мнения показывают, что из-за разжигающей ненависть риторики особенно беспокоятся меньшинства. Также, например, нацменьшинства в Эстонии. Опять же из истории мы знаем, что во вражде один шаг приводит к другому. Если какое-то харизматичное лицо объясняет вам, что в принципе во всех ваших проблемах виновата, допустим, эта общественная группа, то для того, чтобы решить все ваши проблемы, от этой группы нужно избавиться. Это та конечная точка, к которой приводит разжигание ненависти.

Почему существующих законодательных актов недостаточно? Сейчас человеку из-за разжигания ненависти должен быть нанесен конкретный вред. Я приведу такой пример: если кто-то на митинге или посредством СМИ призывает бить однополые пары или делать еще что-то подобное, то он как бы ни за что не отвечает. Но те, кто начнет по его указке действовать, могут нанести большой вред. Эффективность призыва может во многом зависеть от личности призывающего, от ситуации в обществе и актуальности темы. Взять хотя бы призывы, направленные против украинцев. Здесь есть большая разница в том, было это до начала агрессии Российской Федерации или после.

- Но одно дело призывы, а другое дело мнение, которое, как говорится в законопроекте, "может поставить под угрозу". Если кто-то говорит: "Давайте побьем Титова, потому что он виноват в высокой инфляции", то это призыв к действию, тут все понятно. А если кто-то просто говорит, что Титов виноват в высокой инфляции, то это просто мнение, призыва не содержится, но все же может трактоваться как некое подстрекательство к действию.

- Во-первых, после обсуждения с прокуратурой проблемные места были устранены. К сожалению, у меня нет сейчас под рукой окончательной формулировки. Я хочу отдельно подчеркнуть, что обвинять кого-то, говорить о ком-то со злостью, критиковать – этого права никто никого не лишает. Но есть большая разница в том, возникнет ли в обществе в результате этого риск каких-то волнений или нет. Призываешь ли ты других враждебно к кому-то относиться или нет.

В уголовном кодексе достаточно статей, которые не расписаны конкретно от и до. Возьмем, к примеру, ту сферу, которую я сама хорошо знаю – конкурентное право. Там статьи также подкрепляются судебной практикой, практикой Европейской комиссии, что запрещено, а что нет. В этом плане данный законопроект не единственный в своем роде. Но сейчас главное то, что в Конституции говорится о том, что никого притеснять нельзя. И это должно быть запрещено законом.

На данный момент это не запрещено. Закон вступает в действие, только когда тебе конкретно угрожают или причиняют вред, и твоя жизнь или здоровье под угрозой. Но когда звучат масштабные призывы, которые могут очень сильно влиять на общество, например, наносить вред меньшинствам, которые чувствуют себя в опасности, то за это вроде как никто не отвечает. Если я, например, имея много подписчиков, начну призывать к атакам на какое-то меньшинство, то я ни за что не отвечаю. Хотя какой-нибудь мой фанат с улицы пойдет и действительно на кого-нибудь нападет, и таких фанатов у меня много. В мировой практике есть очень известный прецедент, радио Руанды, где призывали нападать на одно меньшинство. И мы знаем, к чему привел геноцид в Руанде.

- Затронем еще одну юридическую тему – договор с Россией о юридической помощи. Эстонские суды продолжают руководствоваться судебными решениями РФ, даже если они не независимы и предвзяты. Министр юстиции Калле Лаанет считает, что договор надо расторгнуть. Но тогда возникнет другая проблема: российские суды не будут признавать решения эстонских судов. Что будет с этим соглашением?

- Да, я запросила эту информацию, когда готовилась к нашей передаче, у меня этих сведений еще не было. Но, действительно, министр юстиции находит, что этот договор с Россией следует расторгнуть как можно скорее. Если посмотреть, то сотрудничество в сфере права, даже если договор расторгнут, в принципе возможно, оно просто будет действовать на основании других международных конвенций, членом которых является Россия. Если сейчас у нас как бы особый режим с Россией, то в случае расторжения договора суд должен будет по собственной инициативе оценивать, соответствует ли признание решения важным принципам эстонского права, прежде всего основным свободам и правам человека.

Проблема именно в том, что эти основные права и свободы в России отнюдь не на том уровне, на котором они в Эстонии. Документы, которые составлены в России или в Эстонии, потребуется заверить апостилем, если их хотят использовать в другой стране. Это не очень сложный процесс. Есть один конкретный пример, что сейчас является проблемой в Эстонии: квартирные товарищества Эстонии, чтобы востребовать коммунальные расходы, могли бы в дальнейшем обращаться в эстонский суд. Сейчас, если владелец квартиры гражданин России, который живет в России, то против него можно подать иск только в российский суд. Это привело к тому, что квартирные товарищества в Эстонии должны либо обращаться в российский суд, либо оставлять эти расходы на других владельцев квартир, которые живут в Эстонии. Это можно было бы решить в Эстонии.

Или, например, к условиям заключения брака начнет применяться право страны по месту жительства, а не по гражданству. Например, если закон о равенстве браков будет принят, то гражданин России, который в России не смог бы заключить брак, в Эстонии сможет сделать это. Ситуация может усложниться для тех, в пользу кого российским судом было вынесено решение о взыскании алиментов или иных средств, они не смогут в дальнейшем при исполнении этого решения получать трансграничную помощь от Министерства юстиции, которую они получали согласно этому договору о правовой помощи. Я не могу сказать, сколько таких людей существует, такой информации у меня сейчас нет. Но в принципе на основании международного права сотрудничество в сфере права все же по-прежнему могло бы осуществляться и после расторжения договора.

- Когда месяц назад Таллиннское горсобрание голосовало за назначение нового вице-мэра, депутат от Партии реформ Юлле Раясалу взяла слово и сказала следующее: "У меня вопрос по поводу так называемого Андрея Канте. А вопрос у меня к господину мэру: вы всегда ли желаете именно то, что таллиннскую образовательную жизнь должен курировать именно вице-мэр русскоязычного происхождения?". Такая формулировка и отсылка к национальности кажутся совершенно неуместными. Как вы это прокомментируете?

- Да, я тоже смотрела это. Несомненно, эта формулировка крайне неудачна, она говорит "так называемый Андрей Канте", это ни в коем случае не может быть названо удачной формулировкой. Суть же вопроса заключалась в переходе на эстоноязычное образование. Это масштабная тема. И по всей Эстонии, также в Ида-Вирумаа, мы видим очень хорошее сотрудничество по этой теме, но город Таллинн скорее как бы хочет противостоять этому. И, видимо, исходя из этого, с энтузиазмом ищутся причины, почему не стоит переходить на эстоноязычное образование, почему это было бы невозможно сделать. Пытаются подчеркнуть проблемы, но не найти решения. Но я признаю, что вся эта формулировка вопроса была крайне неудачной.

- А как вы относитесь к Кайе Канепи, которая сыграла с паре с российской теннисистской Ангелиной Габуевой, за что удостоилась массы критики, а газета Postimees даже решила объявить ей бойкот? Ведь выяснилось, что Канепи далеко не первая спортсменка, игравшая в паре с этой россиянкой. До этого были теннисистки из США, Британии, Швейцарии. Не слишком ли жестко у нас на такие вещи реагируют?

- Когда началась эта война в таком масштабе, то было понятно, что всем нужно было найти свой моральный компас, определиться, что правильно, а что нет. На самом деле мы должны на всех уровнях оказывать давление на Россию, чтобы эта война закончилась. И спорт является одной из таких мягких сил, при помощи которой Россия показывает, что ничего не изменилось, наши спортсмены остаются равными среди равных. В этом плане нас это задевает больше, чем те страны, которые не ощущают такой опасности от России. Просто это неправильно, ведь в разгаре полномасштабная война, а для России жизнь идет своим чередом, хотя они начали эту войну, и они убивают людей, гражданское население!