- В 2012 году вы уже ставили в Эстонии спектакль "Ставангер", и достаточно скоро стартует ваш новый проект в Нарве. Что ждать зрителям от постановки "Не удивляйся, когда придут поджигать твой дом"?

- В первую очередь, это эксперимент. Мы хотим поговорить с людьми о тех вопросах, которые их действительно волнуют, и при этом выбираем не совсем обычную для зрительского восприятия форму — спектакль идет под музыкальный бит, актеры практически все время танцуют.

Мы осознаем, зачем и для чего мы это делаем, надеюсь, и зритель это тоже поймет. Очень важно, чтобы спектакль срезонировал с аудиторией, чтобы не оказался в вакууме. Хочется пригласить на этот спектакль людей, которые, может быть, и в театре ни разу не были, людей, которые комфортнее чувствуют себя на техно-вечеринках, думаю, им будет интересно. Хочется, чтобы люди пришли и увидели что-то, чего они раньше не видели, а понравится-не понравится — это второй вопрос.

- Пьеса, которую вы ставите, несет остросоциальный посыл. Почему выбрали именно эту пьесу? Вы уверены, что именно это сейчас необходимо русской публике в Эстонии и, в частности, в Нарве? Ведь очень многие люди идут в театр в поисках праздника, а не каких-то глубинных истин.

- Можно пойти разными путями. Если мы говорим о театре, как об абстрактном понятии, мы можем предположить, что, наверное, в Нарве, где жизнь в общем-то непростая, логично было бы сделать что-нибудь легкое и жизнеутверждающее, чтобы люди порадовались и хорошо провели вечер. Но в моем представлении театр имеет другие задачи — не усыпить человека, а наоборот — разбудить. Как кто-то сказал про театр — "мы не лечим, мы ставим диагноз". А, как известно, правильная постановка диагноза — это первый шаг к выздоровлению.

Репетиция спектакля "Не удивляйся, когда придут поджигать твой дом". Автор: Даниил Зандберг

В театре нужно говорить о том, что болит, и я не имею права говорить о чем-то, что болит, но не у меня. А эта пьеса для меня очень важна. Здесь даже вопрос не в том, в Нарве или не в Нарве, в Эстонии или в России — вопросы, которые эта пьеса затрагивает, сейчас важны везде. Мы живем в глобальном мире, и практически во всех странах сейчас складывается критическая ситуация, с которой нужно что-то делать. Я бы назвал это кризисом капиталистической системы или даже шире – кризисом старых систем.

Неолиберальная идея — соединить несоединимое, а именно свободу и абсолютную зависимость от капитала, себя дискредитировала. Общество не может быть свободным, когда все направлено на обслуживание интересов правящей элиты. И неважно, государство это или корпорация, в любом случае человек проигрывает. Новая левая идея, носителем которой является автор пьесы Павел Демирский, и которую я полностью с ним разделяю — это может быть единственная альтернатива тому, куда сейчас движется цивилизация.

Главная идея этой конкретной пьесы и "новых левых" как движения очень проста — человек не может себе позволить не быть личностью. Если человек может себе позволить не быть личностью, а быть винтиком в какой-либо системе — он сам себя продает в рабство. И если человек готов существовать как некое примитивное существо — давать себя использовать, чтобы иметь возможность использовать какие-то блага, тогда жаловаться нет смысла. Выход есть всегда, как минимум — это образование. И в пьесе эта идея очень четко прослеживается. Героиня лишилась мужа в результате несчастного случая на заводе, и в какой-то момент сестра говорит ей, что надо было идти учиться, и тогда героиня произносит сакраментальную фразу: "А разве нельзя просто нормально жить?", на что сестра ей отвечает: "Нет".

Но я достаточно примитивно пересказываю — лучше, конечно, спектакль посмотреть.

- Какие визуальные и музыкальные решения будут использованы в постановке?

- Все замешано на техно-культуре и электронной музыке. Эта идея возникла не просто так, индустриальная культура и техно-культура связаны напрямую.

Есть устойчивое мнение, что техно-музыка вышла из механических ритмов станков и машин. И поскольку главное действие пьесы происходит на заводе, вполне логично, что оно сопровождается звуками бита, а в звуковую партитуру вплетены промышленные шумы. Кроме того, актеры будут существовать в непрерывном ритмичном движении. Для меня этот танец — символ бесконечного бега, вынужденного состояния всех нас, когда нам безостановочно нужно решать какие-то важные вопросы, иначе мы проиграем. Это бесконечный ритм, в котором человек перестает быть самим собой и превращается в функцию. Мне кажется, что это точный образ того, что сейчас со всеми нами происходит.

- Что вы думаете о зале Vaba Lava как о театральной площадке, подходит ли она для данной пьесы?

- Vaba Lava переводится как "свободная сцена", а для меня свобода является приоритетом. Можно, конечно, искать свободу вообще вне театральных пространств, делать иммерсивный театр [иммерсивный спектакль создает эффект полного погружения зрителя в сюжет постановки] в городе, например, или поискать какое-нибудь необычное пространство. Но зацикливаться на этом, во что бы то ни стало искать нестандартные пространства — это уже несвобода.

Для того, чтобы выстроить коммуникацию со зрителем, вовсе не обязательно затаскивать его в какие-то неподходящие для театра места. Хотя, конечно, это интересно — это меняет восприятие зрителя. Но все зависит от того, что ты хочешь сказать, какую цель ты ставишь перед собой. Если хочешь удивить зрителя — можно заманить его в традиционный зал и там показать что-то нетрадиционное, либо наоборот, можно затащить зрителя в какое-то странное пространство, и он уже заранее будет готов к восприятию чего-то необычного.

Такие площадки как Vaba Lava сегодня уже нельзя назвать необычным явлением. Создавать театральные пространства в бывших промышленных помещениях уже становится хорошей традицией — Vaba Lava в Таллинне, а также огромное количество подобных пространств в Москве, Берлине и других городах. То что в Нарве теперь тоже есть такое место – это прекрасно.

И конечно, то, что это бывший завод, повлияло на выбор материала. Когда я узнал, что мы планируем проект, который будет выпускаться на бывшем заводе, я предложил эту пьесу, как один из двух вариантов. И, конечно, Филипп [Лось] выбрал именно эту пьесу, учитывая, что это может быть созвучно пространству.

- Что такое метод отстранения и будет ли этот прием использоваться в спектакле в Нарве?

- Театр, которым я занимаюсь, и те выразительные средства, которые я использую, конечно, ближе к Брехту, чем к Станиславскому. Его система эпического театра, в частности, "эффект отчуждения" или "отстранения" и принцип условности — для меня, как для режиссера, это основные принципы работы.

Что это такое? Если совсем просто, то в психологическом театре происходит слияние актера и персонажа: я — это персонаж, персонаж — это я. В эпическом театре не происходит слияния. Есть персонаж, и есть я. Возникает отношение к персонажу. В этой системе для меня больше правды. Мы не пытаемся создать иллюзию. Допустим, если я сейчас скажу, что я — Треплев из "Чайки", то вы сможете со мной согласиться только из вежливости. Более того, я даже сам до конца в это не поверю, если я не шизофреник, ведь я же не Треплев. И мне кажется, что в этом кроется самая большая ошибка отождествления — оно приводит к ощущению неестественности.

Репетиция спектакля "Не удивляйся, когда придут поджигать твой дом". Автор: Даниил Зандберг

Этот прием возник у Брехта не случайно, ему прежде всего было идеологически важно донести зрителю какую-то мысль, но при этом не навязывать свое мнение. Он разрабатывал метод "отчуждения", чтобы не расставлять акцентов, зритель должен сам для себя что-то решить. 

В пьесе Демирского чувствуется влияние Брехта. По сути, это такая производственная пьеса, но совсем не бытовая — у действующих лиц нет имен. Имя — это уже привязка к конкретному человеку, а здесь этого не нужно. Здесь образы скорее обобщенные, архетипические — она, сестра, рабочий, польский управляющий, итальянский управляющий, директор, адвокат. Все это, а также язык, которым написана пьеса — отсылает к брехтовской эстетике и к его методу. В этом смысле все сошлось. 

- Как вам другие постановки Русского театра Эстонии?

- Я не много видел. Но репертуар интересный. Я вижу, что сейчас он обновляется. Формирование вкусов публики — это очень непростой процесс, и круто, что театр берет на себя эту сложную задачу.

Это большой репертуарный театр, и он не имеет права быть однообразным. Ведь когда вы приходите в ресторан, вам нравится, когда в меню большой выбор. Иногда ведь хочется чего-то острого и необычного. Предлагать публике какие-то "блюда", которые они до этого не пробовали — страшно, но интересно.

Конечно, удобно приучать зрителя к чему-то одному. Мы все понимаем, что если в репертуаре театра будет 50% несложных комедий, где добро побеждает зло и 50% мелодрам, конечно, в театре будут аншлаги и может даже показаться, что все хорошо, но это иллюзия, потому что это своего рода наркотик, это не развивает человека, это его убивает. Человек перестает думать. Поэтому в первую очередь необходимо поднимать уровень сложности драматургии. И это как раз сейчас на моих глазах и происходит. Например, если в репертуаре Русского театра Эстонии есть Пелевин или пьеса "Бог резни", то это уже прекрасно. 

И здорово, что театр не замыкается на самом себе, на какой-то мнимой традиции, которой, естественно, не существует — я в этом убежден. Театр — это живое искусство. Конечно, можно ходить в театр как в кунсткамеру и смотреть, как играли 50 лет назад. Но для меня это сомнительное удовольствие сомнительное удовольствие.

- Как вы оцениваете театральную культуру в Эстонии в целом? Была ли возможность ознакомиться?

- Сейчас нет, но я был в Von Krahl, в NO99 - очень жаль что он закрылся, еще не был в Linnateater, но обязательно туда схожу.

Прелесть мира, в котором мы сейчас живем, в том, что, с одной стороны, современный театр везде примерно об одном, при этом в каждой стране есть свои неповторимые особенности, и в Эстонии они, конечно, тоже есть. Но вот когда в театр NO99 приезжают два крутых израильских хореографа-перформера и ставят спектакль со смешанной эстонско-русской труппой — это действительно круто, торжество интернационализма. Мы так и должны развиваться, культуры обогащают друг друга. У нас на проекте тоже смешанная команда: художники — эстонцы, саунд-дизайнер и режиссер — русские. Хотя все это тоже весьма относительно, потому что в каждом из нас столько намешано кровей.

- Каково сейчас положение у театра в России? С одной стороны, многие говорят, что в России сейчас сложилось тоталитарное общество, другие говорят о полной свободе слова и воли. Как живется театру в современной России?

- В России сейчас настоящий театральный бум. И я понимаю, что эта невероятная популярность театра связана с тем, что театр остался, по сути, единственным местом, где пока еще можно говорить правду и вести диалог о проблемах, с которыми мы сталкиваемся. При этом ограничений в театре сейчас становится все больше и больше. Ситуация усложняется с каждым днем и становится все более опасной не только в театре, сейчас вот концерты отменяют, фестивали закрывают. Уже де-юре и де-факто существует цензура. Но всякое действие рождает противодействие: чем сильнее давление со стороны государства, тем сильнее желание людей говорить и слышать правду.

Театр.doc дважды оказывался на улице из-за того, что позволяет себе называть вещи своими именами. Представители власти приходят к владельцам арендуемых театром помещений и требуют расторгнуть договор аренды. Конечно, это стресс. В этом году мы потеряли одного за другим основателей Театра.doc – Михаила Юрьевича Угарова и Елену Анатольевну Гремину, и я думаю, не последнюю роль здесь сыграли гонения на театр. Но он продолжает работать.

Театр — структура самоорганизовываемая, его очень сложно запретить или как-то контролировать. Театр умеет обходит запреты. 

- В Ростове-на-Дону, где вы пять лет назад открыли свой театр "18+", легче говорить правду, чем в Москве?

Театр в Ростове пока не попадает в поле пристального внимания властей. И пока не подвергался серьезным нападкам, связанным с цензурой. Но я не знаю, что может быть завтра. 

Спектакль ростовского театра "18+" "Ханана", номинированный в этом году на "Золотую Маску". Автор: facebook/teatr18

- А как вообще возникла идея создать свой театр?

- Как чистая авантюра. Пять лет назад мне поступило предложение сделать независимый театр в Ростове, и конечно, мне это показалось интересным. И вот эти пять лет с момента создания театра показали, что это все было не зря. Сейчас "18+" уже точно не существует только на уровне Ростова, о театре пишут федеральные СМИ, к нам приезжают на премьеры из других городов, сейчас вот два спектакля номинированы на "Золотую Маску".

- Как вы можете объяснить секрет успеха театра "18+"?

- Секрет в свободе. В том, что мы никому идеологически не подчиняемся и делаем то, что считаем нужным и важным. И еще секрет всегда в людях, с которыми ты делаешь театр — это, как правило, энтузиасты, и благодаря работе команды, удается добиваться результатов.

18 января в Нарве на театральной площадке Vaba Lava режиссер Юрий Муравицкий представит спектакль по пьесе польского драматурга Павла Демирского "Не удивляйся, когда придут поджигать твой дом", всего в Нарве запланировано три спектакля. 29 января пройдет первый спектакль в Таллинне.