В интервью программе "Особый взгляд" Кая Каллас также прокомментировала возможное повышение возраста сексуального согласия и вопрос ратификации пограничного договора с Россией.

- Начнем с так называемой "Белой книги" и светофорной системы, которую вы представили некоторое время назад. Эти индикаторы устройства общественной жизни в условиях коронакризиса подверглись критике с разных сторон. Для чего нам нужен такой документ?

- Да, критика присутствует, но это движущая сила. Что касается "Белой книги", то здесь самое главное то, что мы хотим выйти из ситуации, в которой должны постоянно закрывать и открывать общество. Иными словами, мы хотим перейти к ситуации, когда при том или ином уровне опасности люди, организации и предприятия будут знать, что им нужно делать, чтобы уровень опасности не возрос.

- Вот тут как раз такой момент: почему вы перекладываете ответственность на самих людей и предпринимателей?

- Вирус передается от человека к человеку, а не от правительства к какой-то организации, то есть его можно ограничить, только если люди изменят свое поведение. Действительно, до сих было так, что правительство говорило: теперь нельзя делать это, теперь - то. Но мы наблюдаем такую картину: если у нас есть ограничения, то все хотят от них избавиться, хотят, чтобы ограничения сняли.

Мы снимаем ограничения, ощущение угрозы у людей снижается. Как мы сможем прийти к такой организации, при которой мы не дойдем до "красной" зоны, когда правительству опять придется всё запретить. Ведь мы знаем сферы, которых коснулись ограничения: общепит, торговые центры, развлекательные центры, дома попечения. Вполне разумно, если они сами будут предлагать механизмы саморегуляции.

Например, сейчас рестораны хотят открыть свои уличные террасы. Погода улучшается, люди выходят на улицу, это понятно. Рестораны могли бы предложить, как они самостоятельно смогут предотвратить распространение инфекционного заболевания на своей террасе.

Например, какими должны быть расстояния между столами, что они смогут сделать дополнительно для того, чтобы люди не заражались. Ведь никто не хочет снова закрываться, все хотят предлагать свои услуги. Как мы можем сделать так, чтобы уровень риска был как можно ниже? Основная идея "Белой книги" как раз и заключается в этом.

Если я правильно помню, то на страницах 12 и 13 были таблицы, которые в итоге мы хотим увидеть заполненными. Например, если Союз ресторанов предлагает, что при определенном уровне опасности рестораны могли бы вести себя так, то даже те заведения общепита, которые не являются членами Союза отелей и ресторанов, будут знать, что вот, у меня есть маленькое кафе, сейчас "желтый" уровень опасности, это значит, что инфекция распространяется быстро, и столы у меня будут на шесть человек, не больше, расстояние между столами два метра. Именно для того, чтобы опять не пришлось закрываться.

В идеале точно так же могло бы быть и с каждым человеком. Например, если уровень опасности поднимется с желтого до оранжевого, то встречайтесь только с членами своей семьи и с теми, с кем вы всё равно контактируете каждый день. Все остальные встречи отложите, поскольку инфекция распространяется очень быстро. Тогда у нас были бы знаки уровня опасности. Желтый уровень опасности - и люди знают, как себя вести.

Когда-то я читала книжку Сьюзан Нейман "Зачем взрослеть?", в которой она говорит, что наши общества становятся все более инфантильными, все хотят играть и никто не хочет принимать решения. Есть папы и мамы, которые скажут, как все должно быть.

В действительности все общество является частью процесса, мы не можем одолеть вирус, если люди не будут следовать правилам. Поэтому логично, если люди примут участие в создании этих правил. Мы договариваемся об этом, это станет общественным соглашением. Не сверху будут поступать распоряжения, а мы все будем вести себя в этой ситуации именно так.

- Когда будет готов окончательный вариант "Белой книги"?

- Сейчас у нас идут консультации. Это и задумывалось как черновик. Парламентские партии тоже много возмущались, почему таблицы пустые. Именно для того, чтобы мы не заполняли их сами. Сейчас идут консультации с представительскими организациями различных сфер, также и все остальные люди могут делать свои предложения. Этот документ доступен в материалах правительства, думаю, что на странице kriis.ee он также есть, в любом случае, там есть описание этого светофора, то есть какой уровень опасности чему соответствует.

Еще одной положительной стороной этой "Белой книги" является (или в идеале могло бы стать) то, что люди не должны испытывать тревогу, отслеживая точные цифры. В зависимости от чего уровень опасности поднимаются или опускаются? Поскольку индикаторов много, то мы не смотрим на одно число, мы смотрим как минимум на шесть разных показателей.

Люди не должны будут беспокоиться об этом. Конечно, если вы хотите этим заниматься, то показатели есть в публичном доступе, вы можете их посмотреть, но гораздо легче отталкиваться от того, что вот теперь мы в "красной зоне", в какой-то день, может, будем в "оранжевой". Можно сразу понять, где мы примерно находимся и насколько высок риск.

Наша цель - закончить консультации к 22 апреля, но я бы сказала, что это должен быть живой документ. Если возникнут еще идеи, то его можно будет дополнить, но к этому числу мы хотим закончить консультации. Однако сам документ мог бы заработать с осени, в надежде на то, что сейчас наши показатели снизятся, наступит лето и вирус, быть может, утихнет. Осенью мы снова сможем оказаться в ситуации, когда болезнь в какой-то форме вернется, и тогда мы бы знали, как вести себя в таком случае.

- Как мы будем жить после 25 апреля (до этого срока были установлены существующие ограничения, ведь показатели заболеваемости идут вниз?

- Да, ведь все очень ждут смягчения ограничений. Важно то, что мы будем открываться постепенно. В любом случае мы должны принять решение, что делать дальше (20 апреля правительство приняло принципиальное решение по смягчению органичений - ред.). Проблема в том, что сейчас, когда мы записываем эту передачу, показатели распространения заражения по-прежнему на том уровне, какими они были в феврале, когда мы стали вводить ограничения, поскольку ситуация ухудшалась.

Мы не можем открываться несколько раз. Если мы начнем открывать все, то мы не сможем снова начать вводить ограничения, люди этого просто не вынесут. Это значит, что мы должны снизить распространение болезни и улучшить ситуацию в больницах настолько, чтобы, когда мы откроемся, а это приведет к определенному ухудшению показателей инфицирования, заражение начало расти с более низких показателей и мы смогли бы это выдержать. В то же время мы будем вакцинировать людей, в борьбе с распространением вируса поможет и лето.

- О вакцинации давайте дальше и поговорим. Дайте свою оценку темпам и организации, на сколько по пятибалльной шкале наработали ответственные люди?

- Оценку можно будет дать, когда вакцинация будет полностью завершена. Сейчас вся информация публична, люди ежедневно следят за развитием событий. В целом в Европе мы занимаем третье место по скорости вакцинации. Мы использовали те вакцины, которые к нам поступили, мы проводили переговоры, чтобы получить вакцины больше и раньше, и вакцинировать людей.

Сейчас, поскольку у нас дефицит вакцин, мы сфокусировались на том, чтобы вакцинировать пожилых людей. Если посмотреть на статистику больниц, то у пожилых людей вероятность перенести эту болезнь в более тяжелой форме или даже умереть выше. Поэтому мы сосредоточились именно на них.

Пожилые люди доверяют своему семейному врачу или семейной медсестре. В ходе масштабной вакцинации, которую мы хотели как можно больше упростить, мы поняли, что с пожилыми людьми это не работает. Это работает с молодежью - о, там идет вакцинация, я пойду туда! Пожилым людям требуется время на регистрацию, им нужно прийти туда, куда они привыкли приходить, и общаться с людьми, с которыми они привыкли общаться.

Поэтому сейчас мы направили все вакцины семейным врачам, которые будут вакцинировать именно пожилых. Но с начала мая у нас должно быть столько вакцины, чтобы мы снова смогли начать масштабную вакцинацию и подниматься ко все более молодым возрастным группам.

- Тут масса проблем. Те же семейные врачи жалуются, что чуть ли не от руки вынуждены заполнять экселевские таблицы, есть большое недоверие к определенным вакцинам, русскоязычное население меньше желает прививаться…

- Кстати, это не соответствует действительности. Русскоговорящее население тоже хочет вакцинироваться, количество желающих постоянно увеличивается. В Ида-Вирумаа скорее другие проблемы, связанные с организацией вакцинации.

Мы освоили эти уроки, именно в том отношении, что в Ида-Вирумаа нужно вакцинировать через больницы, а не через семейных врачей, чтобы люди смогли приходить в одно место, где вакцинироваться проще. Поскольку там семейные врачи более пожилые люди и, возможно, немного боятся всего этого.

- Почему у нас изначально не был назначен один большой начальник, который отвечал бы за все, что касается вакцинации? Мне доводилось слышать от политиков, что нам, дескать, нужно найти условного Аркадия Попова, который возглавил бы этот процесс.

- Желание назначить "начальника" большое, и, действительно, Аркадий Попов для всех служит большим примером, кажется, что он решит все проблемы. У нас есть ответственный за вакцинацию - министр здоровья и труда, есть вице-канцлер, который только этим и занимается. Начальников здесь достаточно.

Здесь есть два разных этапа. Один - логистика вакцинирования, сейчас, когда у нас есть дефицит вакцин; и второй - организация масштабной вакцинации, к которой министр здоровья и труда действительно подумывал привлечь конкретного дополнительного человека, который за это будет отвечать.

Для меня большой проблемой было отсутствие программы вакцинации, которую нужно было сделать еще прошлым летом. Мы стараемся составить эту программу на ходу, одновременно с проведением вакцинации.

Здесь тоже возникли проблемы в организации управления и во всем остальном. Но я бы сосредоточилась на положительном, на том, что мы смогли использовать свои вакцины. Эта неразбериха, которая касается использования вакцин, присутствует во всем мире, будь то вакцина AstraZeneca или Janssen.

Например, вакцина Janssen, предполагающая один укол - она пришла на этой неделе, мы планировали использовать ее для тех пожилых людей, которые не выходят из дома, поскольку у этой вакцины нет жестких условий хранения и достаточно одного укола, но ее приостановили, пока от Европейского департамента лекарственных средств не будет дополнительной оценки безопасности. Это опять изменило весь план. Здесь есть много объективных исходящих извне факторов, которые постоянно вынуждают вносить изменения в планы.

- Что касается некоторых вакцин и недоверия к ним, то согласитесь, что некоторые наши политики повели себя неправильно. Как можно расценить отказ Юри Ратаса прививаться препаратом AstraZeneca?

- Не очень хорошо, что после отказа Юри Ратаса от вакцины создалось впечатление, будто вакцина AstraZeneca нехорошая и не годится. По-моему, это было плохим сигналом. Но человек вправе принимать такие решения. Важно подчеркнуть, что вакцина AstraZeneca эффективна в борьбе против коронавируса, и именно у пожилых лиц старше 60 лет не было выявлено ни одного серьезного побочного эффекта.

Один семейный врач рассказал мне, что некоторые его пожилые пациенты сомневаются, говорят, что будут ждать другую вакцину, тогда он отвечает им, что вы можете ждать эту вакцину, но мы боимся, что за то время, пока вы ждете, болезнь может вас настигнуть, и это намного опаснее, чем вакцинация. На что человек говорит, что это действительно так, и соглашается вакцинироваться.

- Почему государство не хочет компенсировать больничный с первого дня? Правительство от такого предложения отказалось, а Таллинн стал это делать на муниципальном уровне для своих жителей, причем по расчетам городских властей на это не требуется больших денег. Если объем дополнительного бюджета порядка 700 млн евро, то на это потребовалось бы всего 7 млн. Разве это такая неподъемная сумма?

- Да, но наша цель - препятствовать распространению вирусного заболевания. Что касается мест заражения, то 43% заразились в семье, только 12% заразились на работе, 33% не знают, где они заразились. Значит, это не предотвратило бы распространение болезни. И если посмотреть: город выплачивает [пособие за первый день больничного] с первого дня, но все же в Таллинне самые высокие показатели заражения. Это не совсем связано. Мы считаем, что мы пошли навстречу по двум пунктам.

Во-первых, компенсацию по болезни выплачивают со второго дня, в обычное время - с четвертого дня. Во-вторых, платят и тем, кто должен быть в изоляции, это не болезнь, а обязательство самоизоляции. В дополнительном бюджете мы продлили выплату компенсации по болезни до конца этого года, пока вакцинацию еще нельзя предоставить всем, чтобы люди все же оставались дома. Об этом идет спор, но, по нашему мнению, первый день собственной ответственности необходим.

- Здесь нельзя не затронуть тему Закона о профилактике и предотвращении инфекционных заболеваний (NETS). Поправка социал-демократов как раз предлагала компенсацию больничного с первого дня, но ее завернули. В то же время партии EKRE пошли на уступки, потому что она подняла шум и вывела протестующих на улицы и обещала устроить обструкцию в парламенте. Получается, что если бы соцдемы применили такую же тактику, то и с больничными договорились бы?

- Нет, это не так. В NETS изменилось только одно слово, которое касалось того, чтобы привлекать полицию только в чрезвычайной ситуации или в чрезвычайном положении, что и было в планах правительства, это не изменило его сути. Вторым было то, что для этого нужно решение на уровне правительства, которое мы так и так принимаем.

То, что EKRE смогла поднять такую шумиху из-за этого, и то, что люди этому верят, просто ужасно; ужасно, сколько лжи в связи с этим фигурирует. Меня не удивляет то, что они распространяют эту ложь, я удивляюсь, что люди в эту ложь верят. Добавление этих двух слов не изменило ничего в сути законопроекта, они только уточнили то, что мы и так собирались делать. Но то, что они подняли такой шум, - что-то наподобие того, что если вы будете кашлять, то у вас отнимут детей, - то этого там никогда не было, и эта небольшая корректировка ничего не изменила.

Но по-моему это показывает, насколько разной может быть оппозиция. В прошлом году, когда было чрезвычайное положение, то оппозиция, то есть мы, поддерживала правительство во всем, поскольку по всей стране был кризис.

Что делает сегодняшняя оппозиция? Распространяет ложь, разжигает ненависть и использует обструкцию, чтобы не способствовать выходу из кризиса. Я понимаю их зависть, они хотят сказать, что мы не справляемся. Мы отлично справляемся, но вирус - это не объект политической борьбы. Вирус - это самый крупный кризис здравоохранения в современной истории, и важно, чтобы все мы были вместе.

- Член Рийгикогу Свен Сестер обратился с письменными вопросами к канцлеру права Юлле Мадизе: он просит дать оценку решению премьер-министра Каи Каллас засекретить на пять лет обзоры государственного ситуационного центра о распространении COVID-19. О чем идет речь и почему надо засекречивать?

- Это хорошо демонстрирует одну пословицу в эстонском языке: "Ни одно доброе дело не останется безнаказанным". Совсем наоборот, я составляла рапорт Ситуационного центра, который на основании решения правительства стал доступным и для членов Рийгикогу.

Во время прошлого правительства советник Юри Ратаса передавал определенную информацию из этого рапорта в электронных письмах. Эти электронные письма оппозиция получала с марта по июнь, то есть в принципе два месяца, больше этой информацией абсолютно не делились. Не делились осенью, когда показатели ухудшились, не делились зимой, когда они были уже очень ужасными.

Что сделала я, когда стала премьер-министром? Чтобы мы были в одном информационном пространстве, я приняла решение о том, что члены Рийгикогу должны получать тот же рапорт, что получают и члены правительства. Речь идет не о засекреченном документе, а о документе с ограниченным доступом. Это означает, что он для использования внутри учреждения. Почему? Потому что он предназначен не для открытого использования, а в качестве основания для принятия решения.

Много информации здесь дали учреждения безопасности. Это не та информация, которая должна стать общедоступной. Хотя в этих документах данные излагаются в обобщенном и обезличенном виде, дальнейшая обработка данных может привести к возможности установить личность заболевшего Covid-19 человека. Этого быть не должно. В этом плане мы, наоборот, сделали что-то, что их правительство не сделало, но не знаю, почему они на меня с этим так нападают. Надо лишить их этого, тогда будет тоже какой-то шум.

- Три месяца на посту премьер-министра у вас были непростыми, помимо прочего еще и сами коронавирусом переболели. А чем объясняется ваш низкий личный рейтинг? В феврале, согласно опросам, больше всего люди хотели видеть во главе правительства вас, а мартовский и апрельский опросы показали, что вы проигрываете Юри Ратасу. Что случилось?

- Вы сказали во вступлении, что это самый сложный кризис всех времен, посреди этого кризиса я стала премьер-министром, пришел британский штамм, показатели ухудшились, нагрузка больничной сети выросла, как и напряжение в обществе. Невозможно быть популярной, когда тебе нужно принимать непопулярные решения.

Честно, сейчас у меня нет времени заниматься вопросом личной популярности, поскольку нужно принимать трудные решения. Я имею в виду не только те, что связаны с борьбой с распространением вируса, поддержанием системы здравоохранения, составлением дополнительного бюджета, но и с тем, что будет дальше.

Сейчас мы обсуждаем государственную бюджетную стратегию, где тоже придется принимать очень сложные решения, поскольку в стратегию государственного бюджета предыдущим правительством было внесено блефа на миллиард евро.

Был опубликован рапорт о проекте бюджета, в котором указано, что бюджет содержит неподкрепленные сокращения на миллионы евро, то есть ты должен бороться не только с тем минусом, который возник из-за кризиса, но и с тем минусом, который возник до кризиса.

- Несколько раз прозвучало слово "кризис", вы подчеркнули, что это крупнейший кризис в здравоохранении. А если говорить об экономике? Предприниматель Олег Осиновский заверяет, что у него язык не поворачивается называть нынешнюю ситуацию, когда банковские депозиты растут, а бизнес-результаты улучшаются, кризисом. Большинство решений правительства относительно экономического сектора он называет ошибочными и говорит, что не понимает, почему врачи и учителя должны из своей зарплаты кормить владельцев отелей и турфирм. Что вы на это ответите?

- Это правда, у некоторых секторов дела идут намного лучше, чем у других. Но парадокс в том, что этот кризис больше всего бьет по тем, кто не может работать дистанционно, по тем, у кого зарплата ниже. В численном выражении в этом году у нас был спад в экономике.

В следующем году прогнозируется рост экономики на 2,5%. Разным секторам досталось по-разному. Растет строительный сектор, сектор торговли по состоянию на прошлый год на самом деле тоже вырос. В то же время туристический сектор упал более чем на 200%, проварился в огромную яму.

Если мы говорим о пособиях, то это ведь не тот экономический кризис, который возникает из-за того, что тот или другой сектор неэффективен и не справляется. Это кризис, который возник из-за того, что правительство принимало решения - вы должны закрыться или границы должны закрыться.

В результате в этих секторах нет работы, поэтому это то же самое, о чем мы говорили ранее насчет компенсации больничных дней - необходимость ограничений исходит из того, что мы препятствуем распространению инфекционного заболевания. И у этого есть свои последствия.

Кстати, в этом состоит еще один парадокс. Например, если инфекционное заболевание начинает распространяться быстрее, то те, кто кричит, чтобы мы закрыли всё, сразу всю страну на замок, это, как правило, те, кто совершенно не чувствует эту боль. Это люди, которые могут работать дома за компьютером, поскольку у них такая работа.

Однако те люди, которые не могут уйти на дистанционную работу, на самом деле страдают больше всего. Еще больший парадокс в том, что, если мы посмотрим на исследования, то люди с более низкой зарплатой, которые не могут работать дома, это те, кто больше всего сопротивляется ограничениям.

Понятно, они не хотят потерять свою работу. Но в то же время ограничения нужны для того, чтобы инфекционное заболевание не распространялось. Если бы ты сам больше контролировал себя, то твое место работы не должно было бы закрываться.

Как достучаться до людей, чтобы они это поняли? Для этого у нас и есть "Белая книга", но в любом случае это такой экономический кризис, который не затрагивает все секторы в равной степени, хотя ни один экономический кризис не затрагивает все секторы в равной степени.

- Сейчас начинается обсуждение бюджета на следующий период, в рамках которого рассмотрят и вопрос об освобождении средней пенсии от налогов. Насколько вероятно принятие такого решения?

- Да, сейчас обсуждается государственная бюджетная стратегия. Стратегия - это определение направления государственного бюджета на четыре года, это еще не государственный бюджет на следующий год, а как бы более долгосрочный план. В коалиционном договоре у нас указано, что мы направим освободившиеся после реформы второй пенсионной ступени средства на покрытие дефицита пенсионного страхования, а также на отмену налогообложения пенсии по старости.

Мы считаем несправедливым, что пенсионеры должны платить подоходный налог. Но, как я уже сказала, состояние государственного бюджета у нас достаточно плохое. Мы прикладываем усилия, чтобы в любом случае выполнить это обещание и придумать, как это покрыть. Но обсуждения еще идут.

- Разве это большие затраты для государства? Насколько велики те суммы, что превышают 500 евро и облагаются налогом?

- Да, но средняя пенсия у нас поднимается каждый год, и каждый год тех людей, у которых граница необлагаемого подоходным налогом минимума превышена, всё больше, так что эта сумма увеличивается каждый год. Если мы говорим о четырех годах, то мы должны придумать, чем мы это покроем.

Если сейчас у нас есть освободившиеся из второй пенсионной ступени деньги, то это разовая мера, каждый год мы ее использовать не сможем. Мы должны учитывать, что, во-первых, у нас появится больше пенсионеров, потому что население стареет и, как я уже сказала, средняя пенсия растет. В любом случае, это надо чем-то покрыть. Поскольку государственные расходы должны быть покрыты государственными доходами.

- Осенью пройдут муниципальные выборы. Я хочу спросить вас не как премьера, а как председателя Партии реформ: реформисты за Нарву собираются биться? Там уже и EKRE появилась, а тот же Сергей Горлач, который баллотировался по вашим спискам четыре года назад, сейчас работает вице-мэром в коалиции, где реформистского ничего нет. Что будете делать?

- Нарва всегда была для нас очень сложным регионом, как и вообще Ида-Вирумаа. Мы стараемся найти новых людей, но политическая логика Нарвы совсем другая, особенно если мы говорим о местных выборах. Как вы очень метко отметили, происходит движение между разными партиями, очень легко перемещаются люди и между избирательными союзами. Те люди, которым местные доверяют. Но, конечно, мы хотим выйти со своим партийным списком, и работаем для этого. Поскольку вы несколько раз спрашивали, когда я поеду в Ида-Вирумаа, то сегодня я могу назвать конкретную дату: я поеду туда 30 апреля, сейчас в календаре указана эта дата.

- Что запланировано в ходе этого визита?

- Сейчас программа только составляется. Я точно знаю, что встречусь с мэром города Нарвы, надеюсь, к этому времени ограничения будут отменены, что правительство примет такие решения, у меня есть там знакомые (это была шутка). Но к тому времени уже не будет таких жестких ограничений и мы сможем встретиться с местными жителями, чтобы выслушать, какие у них проблемы, например, связанные с зеленым переворотом, объяснить свои точки зрения, развеять страхи и познакомиться с ситуацией на месте.

- Недавно состоялся телефонный разговор министров иностранных дел Эстонии и России. Среди прочего была затронута тема пограничного договора, но, судя по встречным заявлениям российского стороны, света в конце туннеля в этом отношении не видно?

- Я считаю, что, в первую очередь, радует уже то, что контакт между двумя министрами иностранных дел состоялся. Как ты отметил, последний контакт был в 2015 году, однако мы все же соседи. По части пограничного договора наша точка зрения ясна, мы готовы идти дальше с ратификацией. Но всегда предполагалось, что мы должны идти с этим процессом параллельно с российским парламентом. Я думаю, что контакты установятся.

Я считаю важным, именно с учетом глобально возникающего напряжения, чтобы у нас была четко обозначенная граница и важный фактор обеспечения безопасности в виде этой границы, то есть где проходит граница в Эстонии, через которую нельзя нарушать. Это вопрос нашей безопасности.

Это важно и для наших союзников, если у нас какие-то споры, то это препятствует гарантированию нашей безопасности и усложняет это. Как преодолеть эту патовую ситуацию? Ведь все равно в России скоро выборы, перед этим там не хотят предпринимать такие шаги.

Вероятно, позиция России в отношении Эстонии не очень позитивна в этом плане, но, посмотрим, что будет дальше. То, что такой позитивный контакт установился, отрадно, но дальнейших соглашений с Россией еще нет.

- Напоследок спрошу у вас про два законопроекта, которые широко обсуждались в СМИ последние полтора месяца, с момента нашей предыдущей встречи в студии "Радио 4". Во-первых, возраст сексуального согласия. Почему так долго не решали этот вопрос, а занялись им только после громкого скандала в футболе?

- Да, для нашего правительства предотвращение сексуального насилия очень важно, одну часть этого составляет и возрастное ограничение. Важно не только то, что мы собрали мнения экспертов по части возрастного ограничения, но, по-моему, очень важно и то, что сама молодежь говорит по этому поводу.

Точно так же, как и мы, женщины, не хотим, чтобы мужчины принимали решения о праве на аборт, так и молодежь не хочет, чтобы мы принимали решения, не выслушав их. Министр социальной защиты встречалась 30 марта с шестью молодежными организациями, чтобы узнать и их мнение. Они склоняются к тому, чтобы повысить возраст сексуального согласия до 16 лет.

Но решения требует вопрос отношений между молодыми людьми, который называют "казусом Ромео и Джульетты": каким тогда должно быть возрастное ограничение, должна ли быть допустимая разница в пять лет, в три года, какой она должна быть?

Седьмого апреля Министерство юстиции отправило письма разным сторонам, который привлечены к процессу обсуждения, и мы пойдем дальше с этим законопроектом. Прежде всего министр социальной защиты, но и министр юстиции принялись заниматься этим и привлекли к этому министра внутренних дел.

- Но вопрос остается: этим не занимались долгие годы, в том числе в те времена, когда министрами юстиции были представители вашей партии. И если бы не было этой скандальной истории о связи 52-летнего тренера с 14-летней футболисткой, темой так и не стали бы заниматься?

- Я не знаю предыстории, не знаю, почему этого не сделали раньше. Мы были в правительстве в последний раз в 2016 году, но почему этим не начинали заниматься, сейчас я ответить не могу. Я думаю, что важно решить ситуацию, уточнить эти регуляции.

По сути, в Эстонии в 15-летнем возрасте можно даже заключать брак, если на это есть разрешение взрослого. Однако в последнее время было заключено очень мало браков среди 15-летних, поскольку жизнь очень изменилась, и все эти вещи следует учитывать. Я не знаю, почему этим не занимались тогда. Но, по-моему, важно, что вопрос будет решен.

- Еще один законопроект, которым долго занимаются, - это введение уголовной ответственности за разжигание ненависти. В прошлом интервью вы говорили мне, что такой закон нужен. Но воз и ныне там. В прессе пишут, что законопроект оставят пылиться на полке из-за разногласий между Партией реформ и Центристской партией. Что происходит?

Министерство юстиции занимается подготовкой этого законопроекта. Между нами еще не было этих дискуссий, поскольку законопроекта еще нет. Шум поднялся еще до завершения законопроекта. Я считаю, что разжигание ненависти и призыв к насилию не допустимы. Разжигание ненависти и призыв к насилию не являются чьим-то правом.

Здесь ссылаются на свободу слова. Ты можешь меня критиковать, ты можешь обзывать меня, оскорблять - это те права, которые у тебя есть. Но почему у тебя должно быть право призывать людей к насилию, "давайте нападем на кого-то" - вот этого я не понимаю. У этого есть более масштабные последствия.

Я вижу, что EKRE очень борется за право разжигать ненависть. Действительно ли мы хотим жить в обществе, где одобряются разжигание ненависти и призывы к насилию? В конечном итоге это закончится тем, что кто-то нападет на кого-то, кто-то будет притеснять какую-то группу людей, которая будет чувствовать себя в опасности.

В Конституции закреплено право человека на жизнь и здоровье, это перевешивает другие права. Есть и свобода слова, она закреплена в статье 45 Конституции, но она не является абсолютной, она ограничена заботой о жизни других людей, их здоровье и недопустимостью причинения им вреда. Это те ограничения, которые указаны в нашей Конституции, разжигание ненависти, упомянутое в статье 12, запрещено, и должно караться законом. То, что сейчас это не так, не соответствует Конституции.

- Другими словами: Министерство юстиции этим занимается, но никаких сроков сейчас назвать нельзя?

- Да, скоро мы будем в правительстве вот уже три месяца, не больше. Это значит, что мы не успели сделать сразу все. То, что они работают над этим, несомненно, положительно. Я не могу назвать точную дату, когда это будет выставлено на обсуждение, однако это точно произойдет, в долгий ящик это отложено не будет.