Кади Вийк: стоит ли царапаться, или Эстонии нужен Закон о согласии
Нам нужен подход, который поддерживает здоровые, счастливые и позитивные сексуальные отношения, и нам нужен закон в поддержку этого подхода. Нам нужен закон о согласии, пишет Кади Вийк.
В октябре в Õhtuleht была опубликована рекомендация прокурора, по словам которого, насильника при совершении деяния следует по возможности поцарапать. В октябре также исполнилось пять лет с начала глобальной волны #MeToo, вызвавшей массовые дебаты о домогательствах и сексуальном насилии.
Движение #MeToo определенно изменило эстонское общество. Это отразилось и на законодательстве, но не изменило основное – трактовку согласия. Иначе зачем прокурору, занимающемуся делами о сексуальном насилии, давать такие советы?
Хотелось бы начать с положительного момента, так как на волне #MeToo в Эстонии были внесены несколько изменений в закон и разработаны услуги, ориентированные на жертв, но сперва небольшое отступление.
Шквал историй, вызванный опубликованной в 2017 году статьей о кинопродюсере Харви Вайнштейне, показал, насколько широко распространены сексуальные домогательства, насколько большую часть жизненного опыта женщин, особенно молодых, они составляют и насколько серьезными могут быть для психики жертвы (подробнее в статье "Времена просто так не меняются. О движении #MeToo и его критике").
Движение #MeToo побудило людей к обсуждению следующих тем: что такое сексуальное насилие, что такое сексуальное согласие, как обращаются с жертвами и как их поддерживают, кто имеет право говорить (некоторых женщин, которые рассказали о своем опыте и назвали имена, позже признали виновными в клевете) и как освещать сексуальное насилие – называть имена – в СМИ? Нельзя сказать, что раньше об этом не дискутировали, наоборот, с годами дебаты усилились. Но движение #MeToo придало дискуссиям другую силу.
В Эстонии истории собирал и анонимно публиковал (под тегами #minaka и #minaka14) портал Feministeerium, и мы заметили определенные закономерности. Во-первых, то, что связанное с домогательствами трактовалось очень широко. Истории варьировались от неприятных комментариев и угроз до изнасилования.
Во-вторых, опыт зачастую имел место в раннем возрасте, в детстве, в предпубертатный или подростковый период. Неуверенность, сопровождающая молодежь в нашей культурной среде, неприятие собственного тела – все обстоятельства создавали благодатную почву для ненадлежащего обращения и словно давали кому-то право комментировать, трогать, глазеть.
В-третьих, во многих историях были свидетели и причастные. Несколько примеров: мастурбация в общественном транспорте, потирания, комментирование вслух груди 11-летнего ребенка, в то время как другие пассажиры усердно смотрят в окно. Совершенно иной уровень как по содержанию, так и объему, – кибертравля девушек и женщин, ярко проиллюстрированная в аккаунте @seepoleokei.
Движение #MeToo показало, насколько нездоровой может быть рабочая и учебная среда, не только с точки зрения домогательств и насилия, но и с точки зрения издевательств в более широком смысле. И насколько небезопасными могут быть места вроде спортзала, бассейна, троллейбуса и класса для игры на скрипке, не говоря уже о баре или ночном клубе.
Положительные изменения в Эстонии
В последние пять лет в Эстонии действительно произошло развитие, и изменения начались раньше. Например, за последние десять лет финансирование центров поддержки женщин увеличилось более чем в три раза. Приведу еще несколько примеров (подробнее в сборнике "На пути к сбалансированному обществу III").
Самые большие изменения произошли в 2017 году, когда Эстония ратифицировала Конвенцию Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием, так называемую Стамбульскую конвенцию. Голосование в Рийгикогу продемонстрировало подавляющую поддержку: "за" проголосовали 79 депутатов, "против" – только шестеро.
В том же году были криминализированы принудительные браки, калечащие операции на женских половых органах, покупка сексуальных услуг у жертв торговли людьми и преследование, правонарушением также стали считать физические сексуальные домогательства. Для жертв сексуального насилия были открыты четыре круглосуточных кризисных центра, где помимо оказания медицинской помощи помогают собирать доказательства.
В 2019 году изменились меры наказания за изнасилование и деяние сексуального характера, совершенного против воли, а в список отягчающих обстоятельств включили изменение состояния жертвы при помощи наркотического или психотропного вещества.
С 2020 года прокурор может при необходимости ввести временный запрет на приближение, даже если жертва этого не хочет.
С 1 ноября этого года возраст сексуального самоопределения был повышен с 14 до 16 лет. К изменениям подтолкнули случай футболистки Мии Белле Трисна и внимание к нему общественности. В этот же день вступило в силу и изменение, согласно которому вступать в брак могут только совершеннолетние (ранее были возможны исключения для лиц от 15 лет). И недавно в Рийгикогу поступил проект нового Закона о помощи жертвам, целью которого является улучшение доступности помощи жертвам насилия и в котором впервые сформулирована кризисная помощь для жертв сексуального насилия.
Царапай и сделай еще хуже?
Глядя на вышеперечисленные достижения, кажется, что в Эстонии все улучшается. Законы дополняются, услуги для помощи жертвам развиваются. Однако что-то не так, раз опытный прокурор рекомендует царапаться во время изнасилования. Потому что рекомендация показывает некомпетентность в вопросе острых стрессовых реакций, когда особенно в случае сексуальных посягательств часто наблюдается ступор и жертва при всем желании не может пошевелиться.
Это также довольно смелое заявление, учитывая, что сопротивление может привести к эскалации насилия. Я несколько раз участвовала в тренинге HEAT для людей, работающих в странах или ситуациях с высоким уровнем риска. На таких тренингах имитируются реалистичные, крайне стрессовые опасные ситуации, такие как похищение человека, захват заложников, сексуальное насилие и т. д. Главное, чему учат в таких ситуациях, это полное подчинение и повиновение, так как любое сопротивление увеличивает риск получения жертвой еще больше травм. По правде говоря, совет прокурора кажется попыткой выдать желаемое за действительное, чтобы жертва немного облегчила следствие. Вдруг удастся достать из-под ногтей какой-нибудь материал для судебной экспертизы.
Одна из очевидных проблем заключается в том, что, несмотря на постоянные изменения Пенитенциарного кодекса, в эстонском правовом пространстве концепция сексуального насилия все еще не основывается на согласии. Упоминаются действия вопреки воле, но чтобы что-то вообще квалифицировать как изнасилование (или в более мягкой степени "акт сексуального характера против воли"), должны быть выполнены некоторые условия – следует применить насилие или использовать беспомощное состояние жертвы. Что, в свою очередь, делает возможными такие решения, какое в пользу обвиняемого недавно вынес Харьюский уездный суд, по оценке которого, беспомощное состояние жертвы не было доказано убедительно и стопроцентно (то, что жертва была в состоянии опьянения и что "половой акт" имел место, доказали).
К этой же категории относится аргумент, использованный присяжным адвокатом Ану Пяртель, клиент которой, 43-летний мужчина, был обвинен в сексуальных домогательствах и изнасиловании детей. По оценке Пяртель, дети своим поведением поощряли действия мужчины – они не звали на помощь, не вырывались и не обратились за помощью немедленно. Детям на тот момент было 9 и 10 лет. К счастью, Государственный суд отклонил этот довод защиты, посчитав его беспочвенность и неуместность очевидными. В судебных решениях встречаются всевозможные доводы защиты, но это был новый уровень.
Эстонии нужен закон о согласии
Несмотря на #MeToo и прогресс в законодательстве, осведомленность о сексуальном насилии в эстонском обществе следует значительно повысить: как влияет насилие, почему жертвы не всегда кричат, не борются, не царапаются или не обращаются за помощью. Нам следует спросить, почему в правосудии, когда речь идет о сексуальном насилии, фокусируются на крике "нет", а не на том, было ли сказано "да"?
Согласие должно быть дано добровольно, четко выражено, и человек должен быть физически и психически способен дать согласие. Согласие, данное один раз – перед алтарем или при уходе с кем-то домой – не означает, что согласие будет дано и в дальнейшем. Пассивность не означает согласия.
При этом согласие не является чужим понятием в Пенитенциарном кодексе. Оно встречается целых 24 раза, хотя в большинстве случаев термин используется для обеспечения прав виновных. Например, тюремное заключение может быть заменено общественными работами или электронным надзором только с согласия виновного. Так что ничего нового законодателям изобретать не нужно. Если согласие является однозначным понятием в случае ножного браслета, то почему его нельзя применять в случае сексуального насилия?
Конечно, одно лишь существование закона о согласии не искоренит сексуальное насилие. Но он стал бы правовой поддержкой при изменившихся оценках ценностей.
Сейчас мы находимся в ситуации, когда говорим с детьми и молодежью о согласии и телесной автономии, а закон такой подход на самом деле не поддерживает. В сексуальном воспитании учат, что если одна сторона не хочет, а другая не уважает ее желания, то речь идет о ненадлежащем обращении или насилии. Однако если бы такое дело попало в суд, как это недавно было в Харьюском уездном суде, то выяснилось бы, что никого твое желание не интересует, а чтобы случившееся квалифицировалось как изнасилование, нужно быть настолько пьяной, чтобы быть неспособной идти прямо.
Если ценности некоторых людей застряли в 1990-х, наверстать упущенное помог бы закон. Нам нужен подход, который поддерживает здоровые, счастливые и позитивные сексуальные отношения, и нам нужен закон в поддержку этого подхода. Нам нужен Закон о согласии.
Комментарий изначально был опубликован на портале Feministeerium.
Редактор: Евгения Зыбина