Язык перестает выполнять свою фундаментальную функцию – управление через познание и коммуникацию. Сохраняется механическая управляемость, как отношение молотка и гвоздя, но эта методика неэффективна в сложной социальной среде.

Гасан Гусейнов, доктор филологических наук

У нас с друзьями сложилась традиция: 24 февраля мы садимся вечером перед телевизором и слушаем речь президента, смотрим концерт по случаю нашей независимости и обсуждаем наряды приглашенных на прием.

Традиции – это то, на чем добровольно держится общество. Обычай президентских речей и концертов, я уж не говорю о "параде пингвинов", то есть президентском рауте рукопожатий, пожалуй, один из немногих, укоренившихся в нашем обществе за годы восстановленной независимости.

Со временем ситуация с этим действом стала смещаться в область рецензий (восхвалений, оскорблений) нарядов от хот и просто кутюр. Но вот на праздновании столетия образования Эстонской Республики акцент благодаря усилиям президентской администрации сместился на обсуждение речи первого лица и концерта к дате. Точнее, сложносочиненного представления.

А как раз несовместимость первого со вторым породила в эстонском обществе у одних когнитивный, у других интуитивный диссонанс.

Керсти Кальюлайд как вполне сложившийся технократ считает, что за теми терминами, которые она вводит в оборот, стоят такие же непререкаемые значения, как и за цифрами, которыми она привыкла оперировать за долгие годы работы в счетной палате Евросоюза. Поэтому она вводит, скажем, понятие komberuum, которое разные люди трактуют по-разному. На русский язык его можно перевести как "историко-культурное пространство". Однако не факт, что и президент понимает это выражение именно так.

Еще хуже ситуация, особенно для русских людей, с термином avatud rahvuslus. Переводится это на русский язык как "открытый национализм". Выражение вроде красивое, она его вписала и в юбилейную речь, но встает все тот же вопрос: что кроется за этими двумя словами? Можно много говорить о том, что оно образовано по аналогии с изобретенным, кажется, Джорджем Соросом понятием "открытая республика". Если вспомнить, то одним из первых соросовских проектов на постсоветском пространстве был основанный им более четверти века тому назад фонд "Открытая Эстония".

Это название должно было символизировать открытость фонда и, соответственно, Эстонии всем видам сотрудничества, всем негосударственным составляющим демократического общества. В то же время термин "национализм", как бы мы его ни интерпретировали, по сути, означает, может, не концентрацию на собственном пупке как центре мироздания, но вполне себе определенную закрытость.

И на мой непросвещенный взгляд, не надо бы делать вид, что мы все понимаем, как это здорово, современно и одновременно необычно – провозгласить государственной политикой "открытый национализм"! По мне так это значит – встать на широкий тракт истории и переться к светлому будущему спиной вперед. Или в лучшем случае боком.

Но поскольку президент много лет проработала в центре Европы, то она усвоила и некое все-таки современное представление о том, что модно в нынешнем искусстве. Что заслуживает внимания современных кино-, театральных и других критиков. Поэтому она вполне опять же искренне решила, что этим европейским критериям (а мы – страна европейская!) лучше всего будет отвечать действо, которое сможет предложить самый европейский, и единственный на сегодня увенчанный европейскими же лаврами театр Эстонии – NO 99.

И театр сыграл то, что, по мнению создателей, соответствует нашему юбилею в рамках современного европейского искусства на стыке кино, театра и перформанса.

А вот на стыке "открытого национализма" президентской речи и "открытого европейского искусства" у эстонской публики произошел разрыв матрицы. Не стыкуются глобализация и национализм, в какие только "мягкие" термины ты этот национализм ни упаковывай.

И печально во всей этой истории, что Керсти Кальюлайд вполне искренне проповедует доктрину непонятно какого национализма и с такой же искренностью восхищается произведением режиссера Тийта Оясоо и его театра.