С 1990 года эстонский национализм занимался, так сказать, русским вопросом: как поступить с местным русским меньшинством?

Среди предлагавшихся ответов всегда звучали и голоса, которые призывали убрать русскую национальность с эстонской земли прямыми или косвенными мерами и ставили себе целью уничтожить те институты, которые воспроизводят русскую идентичность. Один из таких институтов - отдельная русская школа.

К концу 2021 года выяснилось, что план действий по государственной программе развития эстонского языка предусматривает поэтапную ликвидацию этого института с конечной остановкой в 2035 году. Выглядит так, что эстонский национализм пришел к окончательному решению.

В беседах Сократа, как утверждают, есть всего два тезиса, которые в случае этого философа можно считать поучающими: "лучше вредить себе, чем другим" и "лучше быть в противоречии с остальным миром, чем с самим собой".

Именно поэтому было бы неплохо иногда вернуться к истокам эстонского национализма и посмотреть, как наши предшественники сами ответили бы на такой вопрос, если бы они были сейчас в нашей ситуации: относились к народу, который к настоящему времени стал правителем, а не управляемым, и от действий которого зависит благополучие управляемой национальности.

Что подумал бы о нашем ответе Якоб Хурт, который хорошо знал, что наш народ никогда не станет большим по численности, и может стать большим только по духу?

В речи "Злободневные вопросы Эстонии", с которой Хурт выступил в 1874 году в синоде учителей Лифляндии, на котором национальные устремления учителей эстонских церковных школ были подавлены, он высказал три мысли, достойные внимания в данном контексте.

Во-первых:

"У каждой нации есть естественное и Богом данное право существовать и развивать свою национальность... Любая насильственная смена национальности, запущенная против желания нации, нарушает естественный порядок... является духовной резней прогресса человечества, и приведет к болезненному воздаянию".

Иными словами, попытка лишить человека его национальности - одно из величайших преступлений, которые можно совершить против человека, и оно оправдывает сопротивление.

Во-вторых, в языке человека скрывается средоточие его национальности:

"В языке отложилась вековая мудрость, язык влияет на мышление и желания, сердце и образ мыслей. Язык - то средство, при помощи которого проявляется дух... Если человека вырвать из почвы родного языка и обычаев предков..., то это должно отразиться самым вредным образом. В той же мере, в какой язык и обычаи перемешаются и загниют, зачахнет духовная и эмоциональная жизнь. Мысли станут путаными, взгляд лишится остроты, способность отличать одно от другого притупится, эмоциональная жизнь обеднеет. Обычаи превратятся в произвольное скопление бездумно заимствованной мишуры... Жизнь приобретет лишенные собственного характера, часто отвратительные формы".

По его оценке, такие последствия ждали человека, у которого отняли его язык и обычаи. Среди эстонцев это выражалось в феномене онемечивания.

В-третьих, самым важным средством против такого постыдного состояния человека была школа с преподаванием на родном языке:

"Многие эстонцы не только получили образование в немецких школах, но и были через них онемечены и совершенно отторгнуты от своего народа... Что касается народных школ, то... в них преподавание идет на эстонском языке и в дальнейшем в них должны преподавать только на эстонском. Если же, к примеру, в волостных школах захотят учить молодежь на каком-то иностранном языке, то последняя не выучит хорошо ни этот иностранный язык, ни получит из школы ничего иного полезного для жизни. Голова школьника осталась бы пустой, а сердце - равнодушным и холодным..."

Единственным надежным результатом такого шага было бы то, что "вобьют себе в голову лживую и безумную мысль, что они немцы, и будут делать то, что ни один настоящий немец вовек бы не сделал: презирать тот народ, из которого они произошли".

Почти 150 лет спустя немцы сменились русскими, но положение русских и эстонцев в плане управления страной поменялось. Я не могу говорить о том, какой удельный вес преподавания на эстонском или какая организация школьной системы была бы наилучшей с точки зрения национальных меньшинств. Это могут оценить лишь они сами.

Однако, по моему мнению, не следует забывать о словах, которые мы все поем на певческих праздниках и которые несут в себе дух Якоба Хурта: "скрывать свою национальность не менее ужасно, чем продать себя в рабство".

Но у меня чувство, что именно этого мы и ждем от местных русских. Если это так, то следует подумать, не противоречим ли мы сами себе и не причиняем ли вред тем, кем управляем. Управляем ли мы так, как нам хотелось бы, чтобы управляли нами? Что было целью нашего освобождения от рабства? Стать свободными или рабовладельцами?