- Является ли это эскалацией, как заявил, например, генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг, или просто попытка отвлечь внимание от того, что Россия проигрывает эту войну?

- Россия, безусловно, хочет, чтобы это была эскалация, нет оснований сомневаться в этом. Россия хочет создать впечатление, что у нее есть силы для эскалации конфликта. Сегодняшний день (20 сентября – прим. ред.) показал, что небольшая цель была достигнута – о поражениях России в течение последнего месяца особо не говорят, словно у России в запасе есть какой-то новый ход. На самом деле это не так.

- Но это работает только для тех, кто в это верит. На Западе в это очень многие не верят, но, действительно, можно написать много новостей на тему этого псевдореферендума.

- Особенно это влияет на тех, кто чего-то боится. Но на ход войны это не влияет. Вот более мелкие нюансы того, чего хочет добиться Россия. Во-первых, с тех пор, как в последнюю неделю августа началось наступление украинских войск под Херсоном и, что более удивительно, крупное наступление под Харьковом, российское руководство не сделало ни одного политического заявления. И поскольку у России нет резервов для отражения наступления, и сейчас велик риск продолжения наступления, то был предпринят ход политической инициативы, чтобы визуально вернуть себе инициативу.

- Но если Запад его не примет, если Украина его не примет, то это просто снизит шансы России выйти из этой войны каким-то дипломатическим решением, ведь никто не воспримет всерьез, что при помощи этого псевдореферендума эти территории могут стать частью России.

- Да, в этом смысле положение России осложняется, и, наверное, подняв вопрос о референдуме – спорно, будет ли он вообще проведен каким-то образом, по всей видимости, по какому-то одному пункту, а остальное разыграют в виде медиаоперации – Россия хотела, чтобы западные программы вооружения Украины оказались связаны с риском конфликта с Россией.