- В понедельник вы заявили, что не чувствуете себя в безопасности. Почему?

- Потому что в моей машине выявили боеприпасы, РПГ и гранаты. Я этим не занимался. Я никогда не имел отношения к оружию. И у меня нет врагов, которые могли бы мне это сделать. Я понимаю, что это могло быть предупреждением. И все эти действия, которые были в пятницу... Я не знаю, у меня слов даже не хватает, что это произошло. Я реально не понимал.
Я только одно понимаю: если это нашли у меня в машине, то их не просто так туда положили. А знаю ситуацию, которая происходит в Эстонии, и то, что открыты дела, я четко понимаю, что я не должен говорить.

- Вернемся к самому началу. Как вы познакомились с Геннадием Васькивым, и какие у вас были отношения?

- Он был директором "Дунапака". После того он перешел во Львов и через некоторое время пригласил меня во Львов на работу. Проект открыли в городе Львове. Было много затрат по вывозу мусора. И меня отправили в "Львівспецкомунтранс" разобраться с этой проблемой, помочь найти решение, чтобы сэкономить затраты на вывоз мусора.

Я там проработал почти девять месяцев, но так как Геннадий ушел из Львовской городской общины, то меня тоже попросили уйти. Я понимал, что мне там делать нечего, проект закрыли. Через некоторое время они меня позвали в сентябре и предложили создать фирму, так как уже выиграли тендер по строительству перерабатывающего мусорного завода во Львове. И те, кто выиграл тендер, были друзья Геннадия. Нужна была строительная фирма, которая будет заниматься подрядом и принимать участие в строительствае этого завода. Поэтому была создана фирма. Предложили сделать так, чтобы она была моя. Меня поставили руководителем, директором предприятия, и мы начали работать в этом направлении.

- То есть вы сейчас говорите об IC Construction?

- Да, я говорю, об IC Construction, совершенно верно.

- Какова была ваша роль и какова была роль Васькива в этой компании?

- Среди тех, кто выиграл тендер, был Томаш из Польши, к сожалению, я сейчас не могу вам назвать компанию, я просто не помню. Он приезжал в офис, мы познакомились. Мы для них готовили предложение по строительству. Геннадий был непосредственно руководителем.
Да, он не был им по документам, но фирма и все расходы по открытию были его. Я вообще не принимал в этом никакого финансового участия.
После мы начали собирать предложения, проверять. Я занимался поиском поставщиков для строительства. Это все, что связано с заводом.
И тут в феврале, когда началась война, он вернулся с отдыха,
собрал нас, если я не ошибаюсь, 1 марта, и говорит, давайте будем заниматься благотворительностью. 13-15 марта прошлого года был открыт фонд, и мы начали заниматься благотворительностью.

- То есть настоящим владельцем был Васькив, а вы были просто прикрытием? Почему вы согласились на это?

- У нас в стране часто так бывает. И я понимал, что в этом бизнесе мы можем делать хорошие дела, помогать. Тем более я занимался девять месяцев мусором. Я эту проблему знал полностью, я проводил много встреч. Я понимал, что если этого завода не будет во Львове, то рядом в городах через 2-3 года будет такая же проблема, как во Львове. И мне это просто было интересно. Из-за того, что можно сделать хорошую вещь, открыть завод, и это будет очень хороший проект, потому что он реально помогает, мне это было очень интересно. Важно было запустить этот проект и работать в нем.

- Вы что-то успели сделать в IC Construction до войны?

- Нет, все коммерческие предложения, которые мы направляли,
поляки не подтверждали, говорили, что слишком дорого. Понимаю, почему дорого, потому что там вложены были интересы. Не просто цена, была наценка, которую кто-то хотел получить. Мы сделали только один проект,
и то частично по благоустройству одной улицы. Проект закончили в прошлом году в августе, потому что когда началась война, мы его приостановили. Не было вообще решения, что дальше. И я полностью переключился на волонтерство.

- Когда и как вы познакомились с Йоханной Лехтме?

- Я думаю, это был апрель. Четко знаю, что мы ездили 28 мая. Мы отправляли машины. Было машин 12-15, мы перегоняли их в Днепропетровск и Харьков, потом ездили в Николаев. Тогда я уже был с ней знаком. Мы останавливались в одной гостинице, мы были часто рядом.
До этого я знал, что есть Йоханна, она помогает, занимается медициной, но так тесно я не был знаком. Мы были в совместной поездке с 28 мая по 2 июня, возили гуманитарку.

- У вас были и другие партнеры из Эстонии. Почему остались только Лехтме и "Слава Украине"?

- Самый первый партнер, я не знаком с ним лично, был Рагнар Сасс. Я знаю его ребят в Украине, среди них был Антон, они крутые ребята, они очень много завозили машин, оперативно. Нам нравилось с ним работать. Но была такая договоренность, что мы помогаем завозить машины, принимаем участие, говорим, сколько машин. Они из десяти машин давали нам две для тех, кому мы хотели их передать. У них все машины были расписаны.
Первый конвой прошел нормально, нам две машины оставили. На четвертом конвое Геннадий сказал, что ему не подходит две, он хочет четыре машины, хочет выбирать, допустим, Toyota Hilux, в хорошем состоянии. Я видел, что это не нравилось Антону, который работал вместе с Рагнаром. Ребята реально очень злились по этому поводу.

Сначала на границе машины никто не останавливал, поляки вообще лояльно к этому относились. Потом появились проблемы. Я знаю, что после аварии, Геннадий разбил Volvo, он просил купить капот. Он заставлял звонить Антону, спрашивал, почему так долго, когда он будет. Думаю, все это сыграло главную роль, потому что никто не хотел работать.
Но в таких условиях нельзя. Когда есть правила игры, а ты их нарушаешь,
это тяжело.

И второе. Когда уже познакомились с Йоханной, Геннадий начал всех
партнеров убирать. Он ограничивал общение с Йоханной. Он был один.

- Давайте поговорим об инциденте, когда в вашей колонне нашли партию электронных сигарет. Что тогда на самом деле произошло?

- Если мне не изменяет память, это было 7 июня. Был очень большой конвой автомобилей, около 22 автомобилей. И в пяти автомобилях были электронные сигареты. Да, я знаю об этом инциденте, их завозили без документов.

- Но как это произошло?

- Приехала машина, привезла, перегрузили в другие автомобили, военные,
и поехали на границу.

- Вы знаете, как эти сигареты туда попали?

- Я догадываюсь. Я не могу утверждать. Я слышал разоворы о том, что они были китайские, и их купили ребята из Днепра.

- Чем это закончилось?

- Насколько я знаю, сигареты никто не забрал. Я так понимаю, что они скорее всего еще на складе, на таможенном.

- Было какое-то уголовное дело или расследование?

- Да, расследование было, конечно, суд был, решение было. Это долго длилось. Фонд три месяца был, так сказать, на карандаше, все машины, которые заезжали, проверялись, был полный досмотр. Я сам лично завозил машину, у меня были дроны, началась проверка. Все, что было в машине, у меня было полностью записано в декларации. Инспекторы очень кричали, почему ты приехал, ваша фирма стоит на карандаше. Я сказал, что не понимаю, о чем они говорят, есть правила, они таможенники, я сам таможенник по образованию, я знаю эти правила. Я сказал, что у меня нет претензий к ним, что это долго, что они делают досмотр.

- Геннадий Васькив ничего не знал об этих сигаретах?

- Он знал.

- Он знал и как-то участвовал?

- Нет. Он знал о том, что сигареты есть.

- Как так получилось?

- Получилась просто. Другой человек занялся этим делом,
один из партнеров, он полностью закрывал это дело. Я так понимаю, что с помощью Геннадия. Ну это не все так просто и быстро было. Да, они это закрыли.

- Когда "Слава Украине" начала сотрудничать с IC Construction и почему?

- После этого случая 7-го числа ребята, которые нам помогали,
привозили машины, а это был не только Рагнар, был Андрей, и был, если я не ошибаюсь, Иван, они отказались работать. Особенно для Андрея была ценна репутация. Он сказал, что не будет в этом участвовать, что мы его подставили. Я лично с ним разговаривал. Он сказал, что в следующий раз вы можем привезти не только сегреты, но и оружие, но ему это не нужно.

Можно сказать, что в июне практически вообще не было помощи. В июле была минимальная, может, 7-8 автомобилей. Это было от "Слава Украине". Я знаю, что в июле Геннадий с Йоханной отдыхали вместе, у них был отпуск. После этого, в августе, после этого совместного отдыха уже подключили IC Construction. В сентябре это уже начало набирать обороты, в октябре и ноябре это уже было на потоке, уже было много проектов.

- Йоханна Лехтме объяснила, что была нужна частная компания, которая могла бы выставить счет.

- На частную компанию приходят деньги, ты оказываешь услугу, разницу
оставляешь себе. Ты ее спокойно можешь вывести. И в благотворительном фонде ты этого не можешь сделать. То есть, если сумма пришла в благотворительный фонд, то по закону можешь взять себе какой-то процент, не более. Это ограничено и регулируется. А в частной компании, ну, извините, кто-то готов работать за десять тысяч, а кто-то хочет зарабатывать сто тысяч. Только из-за этого. Поэтому деньги шли на частную компанию, на IС Construction. 

- Вы говорите, что Васькив начал тайно снимать деньги с этих сделок. Но как именно?

- Возьмем один такой проект, самый первый, с фудбоксами. Первая партия была 4000 коробок. Он договорился с "Дунапаком", где мы вместе работали, где ребята согласились помочь ему проанализировать, найти поставщиков, потому что я был фактически один. Мы провели анализ, заключили контракты. Они для фонда все сделали бесплатно, предоставили упаковку, поддоны. Понятно, что не так быстро, но они это делали. Задержка была связана с тем, что до последнего было неясно, будем мы покупать зубную пасту или нет. Потом позвонили, сказали, что завтра должно быть. Но это тоже сделали.

После я увидел разницу. Я знал, какая сумма зашла на покупку этих фудбоксов, сколько было потрачено денег. Я понимал, что денег осталось на счету очень много. Тем более одна позиция не покупалась вообще, она была взята со склада в городке. Это были мясные консервы, их реально не покупали. А счет на них выставили, включили в счет. Это было примерно 240 000 гривен, может, я ошибаюсь, но это была существенная сумма. Я видел разницу. Мы делали анализ вместе с Геннадием, отправляли Йоханне, она корректировала это. Эти деньги остались на счету. Когда сделали доставку, посчитали, я увидел, что сумма большая, то сказал, что не буду принимать в этом участия, это не мое, это коммерция. Я работаю в благотворительном фонде. Я понимаю, что за эти деньги можно было бы приобрести кучу полезных вещей для военных.

Второе – это автомобили, которые покупались для переделки под "скорые" для военных, Toyota Hiace. Что самое интересное, их тоже покупал парень из Днепра. Если проанализировать, то все дороги ведут в Днепр. Поэтому когда меня отправили в Днепр, я понимал, что угроза идет оттуда. Потому что все шло в Днепр. Упаковка фудбоксов – это был Днепр, пошив одежды – это был Днепр. Одеяла-подушки – Днепр. Сигареты – это был Днепр. Все оттуда, все шло туда.

Что касается машин, то первыми мы купили Mitsubishi Pajero. Попробовали, поняли, что не подходят они для эвакуации. Нужны Toyota Hiace, дизель, механика, обязательно полный привод.

Первые машины в сентябре были хорошего качества. Я знал, что машина стоит примерно 6200. Но в ноябре это уже был просто металл. Наши волонтеры ездили, эти машины постоянно ломались в дороге. Я начал просто для себя проверять, сколько такой автомобиль
может стоить. Я позвонил знакомым, которые гоняют машины, они сказали, что если в хорошем состоянии, то стоит 3000 евро. А у нас они проходили от 5800 до 9000, я даже видел, что одна машина стоила 10 000 евро. Я понимал, что там заложен большой заработок. Последние машины приехали в очень ужасном состоянии. Поляки, которые эти машины из Норвегии забирали, дали мне контакт во Львове. Это оказался парень, волонтер, и он эти машины уже видел в Норвегии. Он тоже ездит, покупает машины. Он сказал, что такая машина стоит 1600 евро, а ценник ее был 7400.

Я об этом говорил Геннадию, что Максим покупает дорогие машины, очень плохие машины. Я говорил об этом Йоханне лично, Геннадию, что машины плохие, просто ужасные, они к нам еле-еле приезжали, мы их еще чинили, потом отправляли военным, военные их тоже чинили, жаловались, что машины в плохом состоянии. Да, хорошие тоже попадались.
И хочу отметить, что все машины, которые приезжали от "Слава Украине" из Таллинна, не покупались Максимом, они были реально идеальные.
Все машины, которые покупались Максимом, были проблемные.
Машины, которые покупала сама "Слава Украине" и переделывала, были
в очень хорошем техническом состоянии. И я об этом говорил, как может быть такое, Эстония покупает, передает, а Максим покупает мусор.

- И "Слава Украине" платила за эти машины плохого качества?

- Конечно. Максим выставлял счета, их переправляли Йоханне, она напрямую платила.

- Йоханна говорит, что был тендер на ремонт этих машин.

- Не было никакого тендера. Ни по ремонту, ни по оборудованию.

- По бумагам якобы был какой-то тендер.

- Но это же бумаги, я же знаю, я там работал. И это все рисованное. Ни по одному проекту тендера не было.

- А за сколько реально ремонтировали эти машины?

- Мелкий ремонт нам делали бесплатно, ребята бесплатно красили. Если говорить о переделке машин под "скорые", то я видел счета, 30 000, 28 000, 37 000 гривен, по-разному. Все зависит от машины, в каком она была состоянии. Ну, грубо говоря, до тысячи евро. Счет "Славе Украине" выставлялся на 3500 евро. Это согласовано между Йоханной и Геннадием.
Это его слова, он говорил об этом в офисе.

Сначала были согласованы 3000, потом добавили 500 евро. По одной простой причине, так как все волонтеры, которые выезжали за границу, сами платили за еду и топливо.
Я сто раз говорил, что не может быть такого, мне нужно собрать людей. На границе можно было простоять 12 часов. Люди голодные, злые, машина сломалась, переезжали на разные пункты перехода, когда они пускали, заправляли за свои деньги. Этого не должно было быть.
Волонтеры помогали, они зарплату не получали, но ездили. Я чувствовал напряжение, когда искал людей. А потом говорит, ладно, будем 500 евро с каждой машины на логистику оставлять. Это было два раза, возможно, три раза, но не более. Все равно, ребята ехали за свои деньги. Компенсировать это было практически невозможно.

- У вас есть какие-то доказательства, например, разницы в ценах?

- У меня были документы, с оригинальным счетом от ФОП (индвидуальный предприниматель – прим. ред.), который нам его делал, да у меня были сканированные копии.

- По официальным данным, "Слава Украине" заплатила IC Construction полтора миллиона евро. Сколько из этих денег были тайно отложены?

- Я не могу сказать. Я им четко сказал, что у них деньги прилипают к рукам и что я не хочу в этом участвовать. Мне Геннадий предложил, что он поможет купить квартиру, внесет первоначальный взнос, говорит, мол, занимайся машинами, покупай, ищи, кто будет покупать, будешь ставить себе
200-300 евро сверху, будешь платить на это за квартиру, оставайся во Львове. Я ему ответил, что нет, я не хочу этого. По одной простой причине: я хочу получать честно официальную зарплату за свою работу, мне никаких схем не нужно. Я хочу спать спокойно и жить спокойно. Мне другого ничего не нужно было.

После того, как я об этом сказал, у меня убрали доступ к финансам. Я реально не знал, взяли Романа, он это контролировал, он выставлял вместе с бухгалтером счета, но у меня уже доступа не было. Но из 4000 первых фудбоксов это было 7000 евро.

- Как они вывели, получили в свои руки деньги?

- Через услуги. Нужно проверять, какие-то услуги оказываются, что какой-то ФОП делает услугу, ему платишь, и все, а он выводит. Это не проблема.

- В IC Construction задекларирована прибыль в размере 230 000 за прошлый год. Как вы это прокомментируете, есть ли что-то еще?

- Ну, это за прошлый год, это было только начало. Начало было ноябрь-декабрь, а еще ведь был январь и февраль, когда оплачивались счета. И знаете, когда военное время, 22% прибыли предприятия, ну, я не знаю, это очень большие деньги. Ну, такого не бывает. Это очень успешный бизнес
при условии того, что был только один клиент, это "Слава Украине"
все, больше никого не было. Все деньги были только от них.

- То есть вы считаете, что это был обман, нехороший бизнес?

- Да, я уверен в этом.

- Вы думаете, это был обман?

- Да.

- Как много Йоханна Лехтме знала об этом? Она сейчас говорит, что ничего об этом не знала.

- Это неправда. Она все об этом знала. Они с Геннадием были в хороших отношениях, она все знала. Она реально все знала. Она знала о машинах, о том, что 3,5 – компенсация, потому что в Эстонии это стоит 6 или 6,5 тысяч, а в Украине – 3,5, а по факту это стоило тысячу. Она об этом знала? Знала.

О том, что машины плохого качества покупает Максим? Конечно, знала. Я об этом говорил. По фудбоксам все знала. По одежде? Я вместе с ней во Львове встречался по вопросу зимней одежды с тремя поставщиками. И мы говорили о том, что нам ребята сразу сказали – мы не успеем этот заказ сделать для вас. Тогда нам озвучили, середина-конец ноября, середина декабря – первая партия и до конца года всю партию сдадут. Вот нам три поставщика сказали об этом.

И мы встречались за две недели до того, как приняли решение шить форму в Днепре. И я когда услышал, что Днепр готов пошить форму на 14
ноября, то для меня реально было удивление. По одной простой причине – я на предыдущей работе проводил тендер и я покупал спецодежду для предприятия. И я знаю, сколько уходит у них времени пошить и как это
происходит. Там невозможно просто взять машину, перенастроить, и выполняешь твой заказ. Нет, это не так работает, это производство.
И я понимал, что 14 ноября – это нереальный срок. Когда мы приехали 14, или 11, или 13 ноября в Днепр, то спросили у подрядчика, который принимал участие в этом, сколько у него форм? Он сказал: 36 или 38 комплектов. Всего лишь.

А тогда были представители из Эстонии, журналисты. Эту форму... должно быть, понимаете, видео, показать должны были, что мы отшили столько-то формы, комплектов. И мы где-то два часа – я, Геннадий и подрядчик – ночью паковали фургон и делали так, что когда ты открываешь фургон, ты не понимаешь, сколько там формы. Ты думаешь, что это полный фургон, а по факту было 36 или 38 комплектов. Да, мы это делали. И Геннадий очень переживал по этому поводу, что если узнает Йоханна, то она будет ругаться, что ее подвели и не дали эту информацию. На следующий день ей сказали об этом.

Но все переживали, потому что там был Ильмар. И они реально боялись его реакции. И Геннадий говорит – мы сделаем так: мы покажем видео, а я уеду сам, выгружу этот автомобиль, до военных сам отвезу. И пообещаю ребятам, что мы через две недели привезем.

И когда мы поехали, мы должны были все вместе конвоем ехать туда, по-моему, это 93-я была. И нас оставили в Константиновке. Мы остановились в Константиновке, дальше наши действия. Мы едем в Бахмут передавать в 93-ю, и часть ребят должна была ехать на Часов Яр. Ну, мы вышли, никого нету.
Я звоню, и спрашиваю, ребята, где все? Они уехали, просто уехали.
Йоханна уехала, Геннадий уехал, Ильмар уехал. Ну мы их ждали минут 40, они вернулись все, потом они поехали в другую сторону, мы поехали в Часов Яр раздавать гуманитарную помощь.

- Но в конце концов военные получили эту форму или нет?

- Да, в феврале. Вы понимаете, это было не первое февраля, это было
далеко за середину февраля. Возможно даже 20 февраля, где-то так примерно. И срок – 14 ноября и конец февраля – ну, совсем другой. Ну, я же говорил, что я понимал, что это просто нереально, невозможно это было сделать.

- Йоханна Лехтме говорит, что она не знала, что Васькив был настоящим владельцем IC Construction.

- Знаете, на столе в офисе, который принадлежал жене Геннадия Васькива, находился IC Construction и благотворительный фонд "Все для перемоги", стояли три печати: IC Construction, "Слава Украине" и "Все для перемоги". Она не могла об этом не знать, просто не могла. И он не мог, он в офисе был, в IC Construction, это все – четыре рабочих стола и конференц-зал. Это просто невозможно, она не могла не знать.

- Почему она тогда так поступила, что ничего не сделала?

- Знаете, когда большие деньги, я думаю, не хотелось об этом говорить. И когда поняла, что могут быть вопросы, зачем говорить о том, если тебя все устраивает, подходит. Зачем что-то менять, и понятно, что ты будешь говорить так, как нужно. И она говорила так. Я уверен, что Геннадий ей говорил, советовал, как нужно отвечать. Я думаю, что так и было.

- Она неоднократно говорила, что все деньги, которые давали эстонцы, доходили до людей, которые нуждались. Что вы думаете об этом?

- Нет. Вернемся к первому проекту – 4000 коробок, должно было быть две зубных щетки, а там была одна щетка. Почему-то переиграли и сказали, нет, будет одна. 4000 щеток осталось на складе. И когда раздавали коробки, было удивление: обычно коробка шла на семью из двух человек, а щетка одна. Ну, такие, знаете, моменты были. Все она знала.

- Как получилось, что компания была переведена на другое имя, и кто такая Марта Лютая?

- После этого разговора с Геннадием, мы ехали с ним в машине, и я ему сказал, что я не буду работать, я хочу уволиться, потому что для меня... я не мог это принять по одной простой причине – мои родственники в оккупации. И сказал, забирай компанию. Я не хочу, потому что вы зарабатываете, если так взять в плоскости документов, то он как бы ни при чем. Ответственность была бы на мне. Мне это не нужно. Я делаю хорошие дела, и я не готов потом за кого-то отвечать.

Он мне сразу сказал: я компанию перепишу. Буквально через пару дней нашли ребят. Марта Лютая – это жена родного брата Геннадия. Я удивился, когда встретил ее у нотариуса, когда переоформляли. Я до этого лично с ней не был знаком. Вообще не был знаком. С братом был знаком, а с ней лично не был знаком.

- А как вы сами сейчас чувствуете, вы были частью мошенничества?

- Я – нет. Кроме зарплаты с IC Construction, ничего не получал, никаких откатов. Вообще ничего. Я это не принимаю, это неправильно, мы не сможем построить нормальное государство. Я считаю, что можно зарабатывать нормально своей головой и не нужно выдумывать никаких схем. Как говорила моя бабушка, живи с правдой и правда всегда будет с тобой. Вот и все.

- В "Слава Украине" сейчас идет проверка. Правда ли, что некоторые бумаги для этого были изменены или подделаны?

- Я видел один документ, вроде бы как подписан мной, но это не моя подпись была. Это письмо я не видел, я его не подписывал, письмо было
что-то касательно того, что работа по переоборудованию автомобиля этого, что мы просили оплатить, будет стоить 3,5 тысячи. Да, я видел это письмо, мне показали его, но это не моя подпись была. Да, я знаю, что документы нагоняли и делали, я это знаю. Я в этом не принимал участие.

- Нам сказали, что "Слава Украине" прекратила все переводы Украине в марте. Какая на самом деле была последняя поставка из Эстонии?

- Последняя, если не ошибаюсь, была 11 марта. Получили автомобиль,
возможно, это был Chrysler, 11 марта, и было очень много дронов.
Я не знаю, очень много было, 195 000 евро, мне кажется, такая сумма была.
Большая партия дронов, потому что дроны не помещались. Сначала говорили, что не поместится все, а автомобиль будет сопровождающим.
И я скажу, что с 14 марта меня уже в офисе не было. По сей день. Я был только 25 или 24 марта, пришел, переговорил с Романом, сказал, что я больше не буду работать. Я находился там 30 минут, не больше.

13 марта, если не изменяет память, 11-го или 12-го, мне кажется, было заседание совета "Слава Украине". По-моему, это в субботу было. Это точно вечер был. В субботу забирали дроны и машину, ездил забирать
сам Геннадий с Романом. В понедельник, 13-го, я пришел на работу, и я не смог зайти в свой рабочий компьютер. Ну, я не понимал, что происходит. Знаете, пришел, а компьютер не работает. У всех работают, а у меня нет. Позвонили, там программист, он там учетную запись типа изменил.

Я зашел, и вижу, что у меня мессенджеры на телефоне и на рабочем компьютере тоже были открыты. Ну, я не закрывал их, потому что я пришел, я постоянно на работе был. Ну, я вижу, у меня все пароли послетали. Я задал вопрос Геннадию, что происходит, что это? Он говорит, мы не знаем. Я говорю, что у меня такое впечатление сложилось, что мой компьютер просто открыли.

И я вам скажу, что в 90% [случаев] на работу в офис приходил самым первым я. Я раньше всех приходил. А в этот понедельник я пришел, и уже все в офисе были. Меня это удивило, чтобы Геннадий был в 9 утра в офисе. И Роман. Такое крайне редко бывало, ну, если не совещание. И я смотрю, блин, не то. У меня подозрение, что вскрыли компьютер. После обеда... У нас произошел с Геннадием в тот же день конфликт. Он говорит, ты со мной поедешь в Бахмут. Я говорю, нет, я не поеду с тобой в Бахмут, у меня дети
приехали из Польши, и они дома сами сидят. Я их не могу оставить, никуда не поеду. Он говорит, тогда отвози детей. Я говорю "окей", значит, я завтра отвезу детей, и тогда поедем в Бахмут, хотя мы не договаривались.

Мы должны были восстановить документы, мы говорили о том, что я печатаю документы, узнаю, какой воинской части были переданы эти машины, все подготавливаю, а вы ездите – его слова – я еду и восстанавливаю эти документы. А я не готов ехать.

Ну так конфликт с утра был, потом после обеда вроде нормально. И вечером я знаю, что Роману с военкомата принесли уведомление, что нужно явиться в военкомат 14-го числа.

Я понимаю, что это уже что-то происходит очень серьезное. Я беру детей, отвез их в Польшу и на следующий день вернулся. А перед тем, как ехать, написал заявление [на отпуск] за свой счет. И, соответственно, я его сдал, подписал на 10 дней за свой счет, взял отпуск. Я приехал, мне никто ни разу не позвонил за эти 10 дней. Такого вообще никогда не было. Я когда возвращался из Польши, мне звонили журналисты и просили дать интервью. Я говорю, я не могу, потому что я за рулем.

Перезвонил Геннадию – журналисты интересуются, что мне говорить.
Он мне сказал – Саша, что ты можешь сказать? Ничего, не бери рубку. Все, коротко и ясно. Я с ним после этого звонка ни разу не разговаривал.

Мне позвонил Роман, по-моему, 23-го числа, в четверг, говорит, ты почему на работу не ходишь? Я говорю, а почему вы мне не звоните? Вообще никто, понимаете, на мне много было документов, я знал, с военными там работал, извините, но, наверное, нет. Он говорит, ну, тогда увольняйся. Я говорю, завтра приду, напишу заявление. Я пришел, но не написал заявление. Я пришел, с ним первым переговорил, написал заявление,
отправил почтой, и я ушел из офиса.

- Геннадий Васькив заявил, что все эти подозрения – российская инфооперация. Как вы это прокомментируете?

- Нужно что-то говорить, вы же понимаете. Я не могу сказать, почему он так сказал, но, как по мне, это вообще выглядит нелогично. Я не знаю.

- Почему вы решили рассказать все это сейчас? Почему мы должны вам верить?

- Я хотел это рассказать ранее, но я понимал, после того, как пришли ко мне из военкомата... Я знал, что приходили они. Лично я их не видел, но я знал, что они приходили. И они пришли туда, где... Ну, вообще никто не знал, что я там нахожусь. Я понимал, что меня начинают искать. Военкомат не будет искать, заказывать, чтобы по телефону вычислить. Но я так понимал, что это военкомат. Я не знаю, я так думал, что это военкомат. Я понял, что это...
за меня хотят просто... Потому что новости, обстановка в Эстонии накалялась, много фактов... И они понимали, если они открыли компьютер, они знали, что это я, однозначно. Если открыли компьютер, у меня была переписка с ребятами, с эстонскими.

Я принял решение молчать. Меня просили говорить. Я говорю – нет. Пока я в безопасности, пока меня никто не трогает, я буду молчать, потому что это не только моя жизнь, моих родственников, друзей, я буду до последнего молчать. Я не хотел, это их жизнь. Понимаете, они выбрали так. Ну, я выбрал по-другому. И все. И поверьте, после того, что произошло 12-го числа, мне терять нечего. Ну просто, вообще нечего, ну, смысл. Чего молчать теперь?

- Давайте поговорим еще о прошлой пятнице, когда в вашей машине нашли оружие. Что вы можете сказать об этом? Как оно туда попало?

- Когда это все происходило, если честно, до момента обыска в машине, я был очень рад. Я подумал, что я знаю, что [на встрече] вашего премьер-министра, если не ошибаюсь, с Владимиром Зеленским журналист задал вопрос, и он сказал, мы разберемся. И прошло уже две или три недели после этого разговора. И я думаю: блин, слава богу, все, это закончится, и я смогу свободно передвигаться. Я не буду думать, выходить, не выходить.
Я смогу свободно разговаривать со своей семьей, потому что я ни с кем из своих практически не общался, чтобы им было безопасно. И честно, я был очень рад. Я думал, все, это дело, значит, по фонду, значит, все хорошо. Сейчас решится, и я смогу говорить. Я сказал, что в машине ничего нет, и был очень удивлен. Это не мое, я не занимался, не покупал, не думал, не планировал, не продавать, вообще ничего.

Когда ты покупаешь оружие, ты к себе это притягиваешь. У меня дети, мне это не нужно. Зачем? Просто зачем? И кто бы просто мог это сделать? Вот просто. Вот подумать, кто бы мог сделать это в Павлограде, я нахожусь у сестры. У меня нет врагов, кроме предыдущей работы. Я в нормальных отношениях со всеми. Я никогда не конфликтую. Нет, не подходит, я ухожу, все. А здесь такое, я четко понял. И когда мне сказали, я спросил, где будет? Мне сказали, что меня везут в Днепр. Ну, знаете, как говорится, елочка совпала. Все дела были в Днепре. И я понимаю, почему меня везут в Днепр.

- Вы серьезно сейчас думаете, что вы в опасности?

- Да. Я даже здесь нахожусь, на балкон стараюсь не выходить. Здесь в этой квартире есть маленький ребенок. И то, что происходило... если это сделали, ну это же не просто так сделано, понимаете. Я думаю, сейчас после интервью еще будет, еще будет.

- Хотите что-то еще добавить?

- Ну, то, что в марте после 17-18-го [числа] я разговаривал с представителями правоохранительных органов в Львове. И я им сказал об этом. Все мои мысли я им сказал об этом, они записали. Я говорю, мне кажется, если взломали [компьютер], они знают, то со мной будут проблемы. Ну, меня могут просто убрать. Говорят, мы с вами свяжемся. И со мной не связались. Для меня это удивительно. Просто удивительно, ну, потому
что это Львов. Скорее всего, возможно там связи большие.

Хотел бы добавить, что Йоханна говорит, что у них не было отношений
с Геннадием. Они были. Они не друзья, они не просто друзья были. Об этом я узнал в мае в Днепропетровске, когда они жили в одном номере в гостинице. И на тот момент работала Марфа в "Слава Украине". И я как-то поделился, говорю, я просто в шоке был от этого, потому что у Геннадия есть семья. Я поделился с ней, она говорит, ты тоже в шоке? Говорит, ты не знал, говорю, нет, я узнал об этом, она говорит, мы тоже здесь в шоке, от того, что происходит. У них были отношения. Вот и все. Они вместе отдыхали, они планировали отдыхать, и говорить о том, что она не знала, я в это вообще... Нет, все она знала. Возможно, какие-то детали, возможно, она не знала детали пошива формы, возможно, об этом не говорили ей. Но в целом она знала.

Лехтме: утверждения Чернова – абсолютная ложь

ERR обратился за комментарием к Йоханне-Марии Лехтме еще 16 мая, когда на портале rus.err.ee была опубликована короткая версия интервью с Черновым. В среду, 17 мая, она прислала редакции свой письменный ответ.

"В ответ на голословные утверждения Александра Чернова от 16 мая 2023 года о том, что я знала о предполагаемом мошенничестве и участвовала в нецелевом использовании денег жертвователей, сообщаю, что эти утверждения абсолютно ложны. Я рада, что было начато расследование для установления истины", – прокомментировала Йоханна-Мария Лехтме.