Принимая вызов неведомых оппонентов, утверждающих, что художник вправе браться за классику, если имеет талант сказать что-то новое, а не повторять пройденное, Игорь Лысов совершил подлинный прорыв. Это оказался прорыв в потусторонний мир.

«Мертвые с косами стоят…»

Уже начало спектакля озадачило: бледный мертвенный свет, сцена, заполненная металлическими конструкциями, геометрически повторяющими декорации из «Дяди Вани», слева в портале «многоуважаемый шкаф» - и ни малейшего намека на вишневый сад. Ни листика, ни веточки...

Потом – тусклые голоса, плоские лица, вялые движения, три цвета: серый, белый, черный… Багровый задник и ужасный грохот, который в тексте пьесы у Чехова ремаркой обозначен, как «… отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный». В спектакле же это больше походило на падение самолета на окраине сада. А все объяснилось просто и ужасно: режиссер Игорь Лысов взял… и похоронил своих героев, похоронил заживо…

Повествование ведется от лица умерших, вспоминающих былую жизнь. Металлический конструкт на сцене – скелет-остов вагонов, медленно двигающихся по кругу, клетки-загоны для героев – склепы и гробы, белые одежды – саваны, темперамент зомби – единственно возможный modus vivendi для призраков. А ужасный грохот – явно предвестник крушения поезда.

Замысел режиссера окончательно раскрывается в финале, когда после долгих сборов герои пьесы отправляются на вокзал. Но, видимо, до Харькова им доехать так и не удалось: на сцене внезапно появляются вальсирующие пары в черном, мертвый Фирс выносит канделябр, а белый суперзанавес внезапно опускается, отсекая мир зрителей от ТОГО света, в котором кружатся фигуры – ни дать, ни взять бал у сатаны из фильма Бортко «Мастер и Маргарита»… И подбежавший к маме-Раневской мальчик Гриша, утонувший в семь лет, не оставляет надежды на другую версию: они все умерли… Даже Дуняша, которую бросил коварный лакей Яша, видимо, разделила трагическую участь Офелии: горничная вдруг является в опустевшем доме в траурном наряде и с сухим букетом в руках. По всему видать, удавилась либо утопилась. И Фирс не себя жалеет, а ее бедную: «Эх ты …недотепа!..». Вот такой финалец…

Однако логика во всем этом есть. Ведь Игорь Лысов уже ставил «Вишневый сад» на сцене новосибирского театра «Глобус» в 2003 году и свое видение пьесы обозначил предельно просто: люмпен-аристократы бегут за границу, оставляя «вишневый сад» - Россию на разграбление тем, кто пришел с топором. Гибель Раневских и Гаевых была предрешена режиссерской концепцией еще много лет назад. А вот сейчас Игорь Лысов похоронил их окончательно. Но почему-то и капиталистический «хищник» Лопахин оказался в этой команде. Наверное, за компанию. Таким образом, нам представили парафраз на тему «Гибель русской цивилизации в условиях олигархической революции». Видимо, эта революция не пощадила и своего героя – Лопахина.

«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно...»

Увы! Новые авторские подходы в прочтении классики на сцене Русского театра не спасли ни классику, ни прочтение, ни сам театр. По моему мнению, все, что случилось на премьере «Вишневого сада» - это апофеоз пошлости и бездна безвкусия.

Так, сюжетный поворот с гибелью героев до начала повествования совершенно не нов. Достаточно обратиться к ставшим классикой «Хроникам Нарнии» Клайва Льюиса. В этой книге все приключения в волшебной стране оказываются фантазией детей, погибших на перроне перед отправлением поезда.

Из киноверсий на тему вспоминаются мистический триллер Алехандро Аменабара «Другие» с Николь Кидман и «Шестое чувство» Шьямалана с Брюсом Уиллисом. Однако в этих произведениях мертвые герои не подозревали о том, что уже мертвы, и это порождало массу коллизий, драматических поворотов, бытовые истории поднимало до высочайшей трагедии. Персонажи боролись за шансы на продолжение жизни, которая столь внезапно оборвалась.

В спектакле «Вишневый сад» Игоря Лысова, кажется, все смирились с тем, что уже вычеркнуты из списка живых. И не предпринимают ни малейших усилий доказать обратное. Все слова произносятся механически или выкрикиваются истерически – модуляций и других интонационных красок просто не существует.

Раневская, даже не дослушав, что там собираются рубить, вдруг взвизгивает, как припадочная институтка, а не дородная аристократка. У Ани все симптомы психоза, переходящего в шизофрению: актриса так форсирует пограничное состояние девушки, что бессвязной речью и неадекватными реакциями превращает свой персонаж в потенциального обитателя клиники для умалишенных. Варя в своем ярком вечернем платье с глубоким вырезом на спине, вся в перетяжках и с модной сумкой на бедре никак не похожа на страдающую от безденежья экономку, а более напоминает администратора борделя. Да и повадки у этой приемной дочери аристократки Раневской еще те: походка от бедра, бедного Лопахина откровенно осаждает. Даром, тот так и не решается на предложение женитьбы. Одна загадка: почему в черно-белой массе Варя выделяется вишневым платьем? Может, ей уготована иная судьба? Может, она едет в Яшнево другим поездом? Или она и есть та вишня, которую все же срубит безжалостный Лопахин?

Кстати, о Лопахине. Многих я видел, но такого… Мелкий, суетливый, какой-то весь закомплексованный, как недоразвитый подросток. То что-то невнятно шепчет, то неразборчиво кричит. Лишь в финале успокаивается внезапно (гибель чует?) и начинает выдавать наставления вальяжным тоном благородного барина.

Премьера «Вишневого сада» мне даже напомнила китайский балет: это особый танцевальный стиль, когда доминируют статические позы, а движения – переход между ними. Так и в спектакле: все мизансцены выстроены по принципу детской считалочки: «Раз, два, три – морская фигура на месте замри!». К месту и не к месту персонажи застывают в групповых фигурах. И стоят так подолгу безучастно, безмолвно - мертвые, ведь. Потом шевельнутся, ряды перестроят - и опять застынут. Реплики подаются невпопад, друг друга актеры не слышат. Похоже, и роли не до конца выучили. Бедного Лопахина и Ермолаем Алексеевичем называли, и Иваном Алексеевичем. Монолог Гаева перед шкафом не резал ухо, а просто обрезал. Плач Раневской по милому и старому дому рождал лишь желание на весь зал кричать: «Не верю, не верю, не верю!». И примеров такого дурновкусия, профессиональной небрежности - множество. Досрочное умертвление персонажей привело к омертвлению материи пьесы, к уничтожению духа спектакля. Трагедия превратилась в фарс, а комедия в комикс. А как же зритель? Зритель реагировал правильно: в зале стояла мертвая тишина. Или гробовая – кому как нравится.

Мне приходилось слышать, что классику в академическом варианте нужно ставить уже потому, чтобы можно было школьников приводить в театр на ожившие иллюстрации литературных произведений. На премьере «Вишневого сада» я обратился с вопросом к моей соседке, преподавателю русского языка и литературы с 30-летним стажем: повела бы она своих учеников на этот спектакль. Ответ был таким: зачем в детях убивать Чехова?

Вот и мне кажется, что спектакль «Вишневый сад» Игоря Лысова – за гранью добра и зла. Им просто ставится жирный крест на Русском театре и актерах, которые виноваты лишь тем, что решают поставленные режиссером задачи. Но рельсы оборваны, поезд дальше не идет…

Андрей Кузичкин - театрал, актер, журналист, общественный культурный деятель. В течение шести лет возглавлял департамент культуры Томской области. С августа 2014 года проживает в Эстонии.