- Мы наблюдаем крупнейший кризис со времен Второй мировой войны. К чему должна быть готова Европа?

- К сожалению, надо быть готовым к ухудшению ситуации. Мы не видим никаких признаков замедления [президентом РФ Владимиром] Путиным своей агрессии и войны в Украине. Поэтому мы должны быть готовы к следующим санкциям, которые будут еще более жесткими в отношении Путина и поддержат Украину. Но мы также должны быть готовы принять еще больше украинских беженцев.

- В ЕС уже прибыло более трех миллионов военных беженцев. Сколько мы должны быть готовы принять?

- Очень сложно прогнозировать, но в Украине примерно шесть миллионов внутренне перемещенных лиц (вынужденных покинуть свои дома, но остающихся в пределах своей страны - ред.). Мы должны быть готовы к тому, что приедут миллионы людей.

- Насколько страны ЕС сейчас готовы к приему беженцев?

- Должна сказать, что на меня произвело впечатление, как люди в Польше, Румынии, Венгрии, Словакии, Чехии и Эстонии беспрецедентно принимают беженцев, демонстрируя солидарность на местном и региональном уровнях, а также то, что делают некоммерческие организации, волонтеры и правительства.

Мы видим, что страны-члены ЕС принимают людей так, как мы никогда раньше не видели. Число людей, которые въехали в Польшу менее чем за четыре недели, превышает число беженцев, которых принял весь ЕС за два года в 2015-2016 годах.

- Страны Восточной Европы, которые всего несколько лет назад образовали союз, чтобы препятствовать перераспределению беженцев в ЕС, теперь находятся под исключительным давлением из-за отсутствия механизмов солидарности, против которых они выступали. Довольно болезненное напоминание о том, куда может завести близорукая политика, не правда ли?

- Я бы сказала, что мы в ситуации, в которой солидарность является ключевым вопросом. Мы видим солидарность со стороны граждан соседних с Украиной государств, видим солидарность со стороны правительств. Мы сейчас нуждаемся в солидарности между странами-членами, и тренд показывает, что она растет.

Я понимаю, на что вы намекаете, но поскольку [глава Европейской комиссии] Урсула фон дер Ляйен поставила мне задачу заниматься внутренней безопасностью и миграцией, моя работа заключалась в том, чтобы найти выход из тупика, в который зашла миграционная политика [ЕС], чтобы начать заново выстраивать доверие. Я занималась этим 2,5 года и должна сказать, что наша ситуация сейчас лучше, чем в 2015 году. Все страны-члены получили урок, и мы начали восстанавливать доверие.

Путин разочарован, потому что он думал, что миграция вобьет клин между нами, но мы показали такое единство, которого раньше никогда не было. Нам удалось запустить директиву о временной защите (предоставив временную защиту беженцам из Украины - ред.), которая не использовалась ни разу за 20 лет. Мы с министрами внутренних дел [стран-членов ЕС] за пару дней приняли единогласное решение ее применить. Так мы показываем, что усвоили урок и готовы улучшить сотрудничество, чтобы сегодня заниматься миграцией.

- Произошли ли принципиальные и долгосрочные изменения в европейской политике предоставления убежища? Или мы сейчас просто наблюдаем шоковое состояние стран-членов, которые в других случаях противились приему беженцев, а сейчас просто перегружены ими? Изменится ли отношение к военным беженцам в будущем?

- Мы видим сближение между странами-членами. На протяжении двух лет правительства были готовы больше обсуждать [этот вопрос] между собой, вести переговоры и заключать компромиссы. Конечно, сейчас острый кризис, которым надо заниматься. Европа должна не только помогать украинцам, но и друг другу, чтобы справиться с этой ситуацией. Сейчас не время драматичных жестов; нам нужен трезвый подход, чтобы совместно управлять миграцией.

- Я не хочу драматизировать, но до того, как Венгрия открыла свои границы для бегущих от войны украинцев, правительство возвело высокие стены, чтобы не допустить проникновения в Венгрию беженцев из Ближнего Востока и Афганистана. Что это такое, если не двойные стандарты?

- Но несколько месяцев назад мы также видели, как в августе и сентябре все 27 стран-членов приняли более 20 000 афганских беженцев. Эвакуируя не только тех, кто работал на нас, но и других, кому в Афганистане угрожала опасность. Мы видим солидарность со стороны всех стран-членов.

- Какие инструменты есть у Европейской комиссии, чтобы перераспределять беженцев в ЕС? Воспользуетесь тем же механизмом, который во время прошлого миграционного кризиса так и не удалось согласовать, и попытаетесь теперь его применить? Или есть и другие способы?

- Не совсем так. Мы создали платформу солидарности. Еврокомиссия встречается с правительствами [стран-членов ЕС] два раза в неделю и обсуждает ситуацию. Страны-члены таким образом могут сообщать, сколько людей они смогут принять. Другие страны-члены сообщают, в чем они нуждаются.

Это новый подход к ситуации, без обязательных квот. Мы должны его развивать. В понедельник пройдет еще одна внеочередная встреча глав МВД [стран-членов ЕС], и я надеюсь, что мы будет и дальше работать с этим подходом.

- Добровольные квоты в ситуации, когда в ЕС прибывают миллионы беженцев? Вы на самом деле думаете, что это сработает?

- Мы наблюдаем беспрецедентную ситуацию со стороны стран-членов и граждан ЕС по отношению к украинским военным беженцам. У нас не было такого кризиса со Второй мировой войны, как вы сами отметили в начале этого интервью. Поэтому, разумеется, это вызов. Но лучший способ справляться с такими вызовами - это сотрудничество. Но нам также следует сотрудничать и с третьими странами, которые готовы стать частью решения и принять украинских беженцев - Канадой, США и Великобританией.

- А как обстоит дело с Италией и Грецией, которые очень сильно пострадали в последний миграционный кризис? Они готовы принимать [украинских] беженцев из стран Балтии и Польши, которые тогда заявили, что наша квота равна нулю? Они хотят нам теперь помогать?

- Да, они помогают.