- Ваше агентство было создано во время войны и получило название "Агентство по восстановлению и развитию инфраструктуры". С какой целью был создан такой орган в воюющей стране?

- Было две команды: большая группа специалистов министерства инфраструктуры и группа, которая занималась строительством и обустройством автомобильных дорог. Во время войны обе команды занимались защитой различных объектов. Поэтому Агентство по восстановлению объединило этих людей с их опытом работы, в том числе с опытом работы со средствами из международных источников. Это важно, поскольку мы надеемся, что бюджет на восстановление будет наполняться в том числе и за счет наших партнеров. Мы представлены во всех регионах и занимаемся как общенациональными, так и местными проектами. Есть национальные проекты, которыми нужно заниматься немедленно, здесь и сейчас, и которые для местных самоуправлений просто неподъемны. Самый яркий пример – это водоводы, которые мы строим для обеспечения водоснабжения после подрыва дамбы Каховской ГЭС. Мы занимаемся защитой объектов критической инфраструктуры, то есть мостов, объектов энергетики и т. д. Это что касается национального уровня. На региональном уровне мы оказываем помощь в экспертизе и возможности закупки таких работ. То есть если какой-то регион хочет восстановить то, что там было разрушено, какой-то объект, то он может обратиться к нам. В первую очередь, это прифронтовые регионы – Херсон, Николаевская область, Одесская область, Харьковская, Житомирская, Сумская. Там мы восстанавливаем как отдельные населенные пункты, так и отдельные объекты.

- Сразу же возникает вопрос: какой смысл что-то восстанавливать, отстраивать, если это вновь может быть разрушено? Даже сами работы в прифронтовой зоне опасны для тех, кто будет их проводить.

- Мы не говорим о восстановлении как таковом – оно начнется после войны. Мы говорим о том, что во время войны Украина должна выжить. Поэтому все наши усилия направлены на три вещи. Первое – это фронт и все, что связано с фронтом. И фронт в данном случае – не только война, не только те, кто воюет, не только оружие. Это в первую очередь логистика. То есть здесь мы восстанавливаем дороги, и не важно, будут их потом обстреливать или нет. Нам нужно доставлять оружие, медикаменты, еду, в том числе и тем, кто проживает на прифронтовых территориях. Приведу пример – время, которое занимает эвакуация раненого с линии фронта в госпиталь, критично важно для его жизни. Человек может умереть не из-за полученного ранения, а из-за плохой логистики. Часто бывает так, что, восстанавливая какой-то участок дороги, мы понимаем, что через месяц нам снова придется этим заниматься, потому что по дороге ездит тяжелая техника, да вдобавок еще и постоянные обстрелы. Но если вопрос стоит так, что доставка человека занимает три часа или тридцать минут, то мы понимаем, что речь идет о спасении людей. Это наша миссия.

Второе – все, что касается нашего экспорта. Наша экономика должна работать, а это означает возможность вывозить нашу продукцию. После того, как наши порты были заблокированы, основная нагрузка легла на автотранспорт, автомобильные дороги и пункты пропуска на границе, через которые идет наш экспорт. Здесь мы занимаемся восстановлением мостов, строительством подъездных дорог, ведущих к пунктам пропуска и расширением самих пунктов пропуска.

Третье – инфраструктурные объекты, критически необходимые для жизни людей. Это жилье на тех территориях, которые были освобождены, где пострадали дома, но где остались люди. Там уже более-менее безопасно, то есть нет ежедневных обстрелов, и там надо ремонтировать жилье. Также это больницы и службы, оказывающие первую помощь.

Вот на это направлены наши усилия. Мы не говорим сейчас о восстановлении всей страны, потому что было разрушено огромное количество школ, детских садов, больниц, библиотек, учреждений культуры. Этим всем мы сейчас не занимаемся, потому что понимаем, что в данный момент необходимо поддержать фронт, поддержать военных и поддержать экономику, то есть экспорт.

- Можно ли восстановить экспорт той же агропродукции в довоенном объеме с учетом того, что порты не работают, то есть только наземным транспортом?

- В полном объеме восстановить довоенный объем экспорта, который шел в том числе через порты, невозможно. Но мы вместе с министерством инфраструктуры пытаемся максимально развивать дунайские порты в Одесской области, чтобы они могли работать на полную мощность. За время войны объем экспортируемой через эти порты продукции вырос почти в десять раз. Это огромный шаг в развитии региона, в развитии инфраструктуры. Сейчас россияне сменили тактику: если раньше они угрожали атаковать наши суда, то сейчас они пытаются уничтожать портовую инфраструктуру. Мы это видим и в Одессе, и в порте Рени. Это их новая тактика. Одновременно мы пытаемся расширять возможности автомобильного транспорта. Да, этот путь не может обеспечить всего необходимого объема перевозок, но это серьезный вклад в нашу логистику. Если до войны у нас 65% продукции выезжало через порты, а все остальное отправлялось по железной дороге и автомобильным транспортом, то сейчас картина полностью изменилась. Сейчас у нас порядка 70% продукции выезжает железнодорожным и автомобильным транспортом. Так что мы максимально поддерживаем наши транспортные компании и делаем все, чтобы пункты пропуска и дороги поддерживались в состоянии, обеспечивающем экспорт нашей продукции.

- Вся эта деятельность стоит недешево. Кто вас финансирует и в каком объеме?

- Есть несколько источников финансирования. Это государственный бюджет Украины, который пополняется налогами граждан и юридических лиц. Есть также специальный Фонд государственного бюджета по ликвидации последствий агрессии Российской Федерации – на его наполнение пошли средства, конфискованные у российских компаний тут, в Украине. Отдельный источник – это международное финансирование, здесь есть как кредиты, так и гранты. Вот этими деньгами мы и оперируем. Конечно, мы понимаем, что только украинских денег нам не хватит, поэтому мы сейчас ведем переговоры с Европейским инвестиционным банком, с Европейским банком реконструкции и развития, с USAID, с Всемирным банком, чтобы в будущем получить кредиты, а возможно и гранты на восстановление инфраструктуры. Мы не можем назвать точные цифры, сколько нам нужно, но и останавливаться мы не можем. Чтобы Украина продолжала воевать и жить, нужно восстанавливать критически важные объекты, а на это нужны деньги. Мы эти деньги получаем, и я надеюсь, что в следующем году их будет больше.

- И каков на данный момент ваш бюджет? Сколько могут стоить ваши проекты по восстановлению того или иного объекта?

- У нас есть проекты, которые стоят несколько миллиардов долларов, это объекты инфраструктуры, есть государственный дорожный фонд, который в этом году составил порядка 20 млрд гривен (около 500 млн евро – прим. автора), есть также деньги Европейского банка и Европейского банка реконструкции и развития, направляемые на реструктуризацию кредитов прошлых лет – это 400-600 млн евро. Также есть проекты, которые реализуются на гранты Всемирного банка.

- Мы много слышим и знаем о коррупции в Украине. У вас в распоряжении серьезные средства, поэтому вопрос о том, как избежать коррупции, возникает сам собой.

- В борьбе с коррупцией есть две составляющих. Одна – если что-то уже случилось, что-то уже украли. Этим занимаются правоохранительные органы, это их работа. Наша задача – сделать так, чтобы этого не случилось. Поэтому мы боремся не с коррупцией, а с возможными конфликтами интересов и злоупотреблениями. Для нас это принципиально, и наш главный инструмент в этой борьбе – это прозрачность, то есть максимальная открытость данных. На данный момент мы приняли решение, что все сметы всех проектов, которые мы реализовали и еще будем реализовывать, будут открыты для всех желающих с ними ознакомиться – начиная с правоохранительных органов и заканчивая гражданским обществом и журналистами. Это важно, поскольку дает возможность сравнить стоимость строительства с рыночными ценами. Также у нас есть меморандум, который мы подписали с Национальным антикоррупционным бюро Украины – этот правоохранительный орган пользуется большим доверием в обществе. Согласно ему, НАБУ может в любой момент, без каких-либо препятствий ознакомиться с любым документом нашего агентства. Это может касаться кадровых назначений, а может касаться любых проектов, в том числе самых важных и затратных, которыми занимается наше агентство, и соответственно, денег, которые мы на них направляем. Третье – мы ввели у себя систему DREAM (Государственная цифровая экосистема управления восстановлением), в которой любой человек, будь то президент, чиновник, обычный гражданин, иностранный донор, сможет увидеть информацию по конкретному объекту: сколько он стоит, кто ведет работы, как проводились конкурсы на закупку материалов и работ, были ли нарушения. Это дает возможность любому провести анализ на основе открытых данных. Но главное – это процедуры внутри самого агентства. Мы понимаем, что основная проблема – это закупки. Так в любой стране. Мы обобщили весь наш опыт и опубликовали условия доступа к подрядам. То есть любая компания, которая хочет получить контракт с нами, может открыть наши требования и увидеть, что они одинаковы по всей стране. Не может быть никаких манипуляций от региона к региону, вроде того, что одни компании допущены к конкурсу, а другие нет, причем допущены только "свои". Мы понимаем, что коррупция, вернее ее отсутствие – это вопрос выживания страны. Коррупция уничтожает доверие, а без доверия мы не получим денег. Поэтому для нас, как и для всего правительственного аппарата, как и для всей страны, есть одна простая истина – если мы не будем понятными и открытыми партнерами, то нам будет сложно найти партнеров, которые дадут нам деньги. Поэтому для нас важно в общении с нашими международными партнерами, чтобы они понимали все наши закупки и все наши процедуры.

- И какие на данный момент ваши основные проекты – как законченные, так и находящиеся в стадии строительства?

- Самый большой на данный момент проект – это мосты. За то время, что идет война, было разрушено более 350 мостов по всей Украине. Почти половину мы уже восстановили. Это мосты разной длины – есть временные переходы, есть постоянные мосты, восстановление которых может стоить от 200 миллионов до нескольких миллиардов. Мы постоянно публикуем всю эту информацию. Мосты важны еще и потому, что в случае их отсутствия объезд может занимать несколько часов. У нас были случаи, когда даже неподалеку от Киева некоторые места были фактически отрезаны от коммуникаций, и доставка туда, например, лекарств занимала день-два. Я уже не говорю о прифронтовых территориях, где быстрый проезд через мост фактически бережет кровь войны. Но если говорить про какой-то показательный проект, то сейчас это водовод. Вы знаете, что после подрыва дамбы Каховской ГЭС у нас огромное число людей – более 1,5 миллионов человек – остались без воды. На следующий день после подрыва нашей команде было поставлено задание найти новые источники водоснабжения. На пятый день мы это спроектировали и начали работу над водоводом длиной 140 километров. Общая длина всех ниток водовода – 350 километров. Это еще и 56 насосных станций, которые должны быть установлены на всей этой территории. Была проведена аэрокосмическая съемка. 21 августа первая нитка водовода заработала, и город Кривой Рог получил первую воду, которая обеспечила 25% необходимого объема. В октябре мы полностью обеспечим водой весь Кривой Рог, а до конца ноября этот водовод будет полностью закончен. То есть мы построим за четыре месяца водовод длиной 140 километров – это довольно большая работа.

- И сколько же этот проект стоит?

- Общая стоимость – 13,5 млрд гривен (около 340 млн евро – прим. автора) Этот проект финансируется из средств Фонда ликвидации последствий агрессии Российской Федерации, то есть за счет средств, конфискованных у российских компаний.

- Возможно, кто-то из владельцев этих компаний высказывался против войны или делал еще что-то, направленное против российского действующего режима. Я понимаю, что это не ваша зона ответственности, но как вы лично считаете, справедливо ли конфисковывать собственность у таких людей?

- Я считаю, что все сделано правильно. Российский капитал, который работал в Украине, подпитывал в том числе и российскую экономику. Можно ли допустить, что у нас идет война, и одновременно работает российский бизнес, пусть даже платящий тут налоги? Я уже не говорю о том, что мы сейчас несем огромные убытки, которые пока никто не собирается компенсировать. Поэтому я считаю, что этот шаг и правильный, и справедливый. Более того, я бы призвал к таким же шагам весь мир. Если мы все и правда считаем, что Россия должна заплатить за содеянное, то мы не можем ждать, когда закончится война. Война идет сейчас, все признают, что это российская агрессия, из-за которой мы теряем людей, не говоря уже об инфраструктуре и ущербе для экономике. Все это должно быть компенсировано. Конечно, когда-нибудь мы перейдем к вопросу о репарациях, но сейчас, когда российский капитал работает по всему миру и получает прибыли, которые поддерживают российскую экономику — я считаю, что это несправедливо.

- На Майдане Незалежности в Киеве есть скульптурная композиция, посвященная "революции достоинства". В 2013 году вы были журналистом и своим постом в Facebook призвали людей выходить на Майдан. Сейчас в этой композиции воспроизведен в том числе и текст того вашего поста. Вы могли себе представить, когда писали его, что случится за эти десять лет со страной и с вами?

- Я не ставлю себе это в заслугу. Так сложилась жизнь. Более того, я никогда не считал и не считаю, что все эти события мог запустить один человек одним постом в Facebook. События, которые происходили на Майдане, после Майдана, которые продолжаются сейчас и будут продолжаться до нашей победы, показывают, что все это связанные между собой явления. Это продолжение той борьбы, которую Украина вела много лет до этого. То, что сейчас происходит – это борьба за независимость. Это последствия колониальной политики соседней страны и это продолжение войны за независимость, которую мы начали много лет назад. На наше поколение выпала финальная битва этой войны. Наверное, когда-нибудь мы будем гордиться тем, что именно при нас Украина дольше всего за всю свою историю живет как независимое государство. Если оглянуться назад, то я понимаю, что другого выхода не было. Мы с вами оба были в Беларуси. Вот пример того, что могло бы случиться, если бы не было этого противостояния людей и власти, которая на тот момент, как теперь ясно, была полностью вассалом Российской Федерации. Все, кто был у власти во время Майдана, сейчас находятся в Российской Федерации, начиная от президента и заканчивая министром обороны, премьер-министром. Все они там. И мы понимаем, что фактически это были поставленные тут вассалы, тем или иным образом заполучившие власть и использовавшие ее против своей страны. Жалею ли я? Многих людей, стоявших на Майдане, уже нет –из-за этой войны. Это жертвы, которые приносит Украина. И очень важно, чтобы все понимали – эти жертвы приносятся из-за неэффективных и попустительских действий мирового сообщества, которое позволило Владимиру Путину делать то, что он делает, начиная со второй чеченской войны. Затем были репрессии против российской оппозиции, была Грузия, был Крым. И все это время мировое сообщество продолжало пожимать руку господину Путину. И жертвы, которые сейчас приносим – это последствия такой политики. Это наши общие жертвы. Сейчас за нами стоит Европейский союз, страны Европы. И если бы эта война не была у нас, она была бы уже на границе Евросоюза. И поэтому я надеюсь, что мы не переступим через эти жертвы и не пойдем на компромисс.