– Насколько безопасно мы можем чувствовать себя в конце года и стало ли что-то лучше или хуже за год?

– Житель Эстонии, ожидая дома Нового года, может чувствовать себя довольно-таки в безопасности, потому что за нашей границей с Россией – нашей самой большой угрозой – ничего особо нет. Но в целом мы не можем быть спокойны, потому что общая картина мира по-прежнему достаточно сложная. Из Евросоюза в отношении Украины поступают не очень хорошие новости. Решения в США также весьма нестабильны. Идет конфликт между Израилем и ХАМАС. Это оказывает большое влияние и, конечно же, влияет и на Эстонию.

В этом свете внутриполитическая драка – связан ли на самом деле с бюджетом тот или иной законопроект, связанный с бюджетом, или если кто-то здесь призывает к публичным собраниям – оказывает очень небольшое влияние по сравнению с влиянием, прежде всего, войны в Украине.

– С военной точки зрения, насколько ситуация лучше или хуже, чем год назад?

– Точно не хуже, определенно лучше. Силы обороны Эстонии находятся в лучшем состоянии, чем когда-либо прежде. Если мы возьмем, к примеру, наземную оборону, то мы удвоили наши возможности наземной обороны во время учений Ussisõnad. Если посмотреть на наши приобретения, то Эстония на данный момент является крупнейшим покупателем боеприпасов в Европе в абсолютных цифрах, это показывает, что в Европе дела обстоят не лучшим образом, но мы делаем правильные вещи.

И тот факт, что наши расходы на оборону выросли до 3%, а в следующем году – до 3,2% ВВП, действительно означает дополнительное давление на налогоплательщиков, но это неизбежно и необходимо, чтобы обеспечить жителям Эстонии то чувство безопасности и мира, которое у нас сейчас здесь есть.

– Мы живем здесь в такой ситуации и рядом с таким соседом, что, может быть, наши расходы на оборону вообще должны составлять 5 или 10%? В России 30%.

– В России действительно 30%, и если мы возьмем Россию времен холодной войны или Советский Союз в то время, то расходы на оборону постоянно находились на этом уровне. И, конечно, если мы посмотрим еще и на военные советы главы Сил обороны, то в Эстонии эти финансовые показатели также могли бы быть, но мы должны учитывать возможности налогоплательщика. У нас есть и другие сферы жизни, которым необходимо развитие, будь то здравоохранение, социальная сфера или образование. О проблемах с учительской зарплатой всем нам известно.

Эту разумную границу нужно где-то провести. Планы, составленные вместе с главой Сил обороны здесь, в Министерстве обороны, дают нам знание, и лучшее знание, что, помимо наших собственных 3%, у нас есть еще союзники и шаги по сотрудничеству, которые мы сделали вместе с британцами или странами Балтии. Это дает знание, что Эстония защищена.

– Есть ли какая-то проблемная область, в которую, по вашему мнению, следует инвестировать значительно больше и значительно быстрее?

– Таких проблемных областей много. Если принять военный совет главнокомандующего Силами обороны, то расходы на военную оборону могли бы составить где-то около 4,5%. Если мы посмотрим не только на Эстонию, но и на Европу в целом, то самым острым сейчас является вопрос боеприпасов. Мы очень много отправили в Украину, и Эстония очень много приобретает, но европейская оборонная промышленность пока не на том уровне, чтобы заполнить все пробелы, которые необходимо заполнить. Так что если бы мне пришлось выделить что-то одно, то это определенно были бы боеприпасы.

– Одним из событий, напугавших общество осенью, стал прорыв газопровода Balticconnector. Что мы знаем об этом сейчас, была ли это диверсия или несчастный случай?

– К сожалению, расследование все еще продолжается. Мы находимся в контакте с китайской стороной, [наши] люди в Китае. Трудно сказать на данный момент, с какой информацией они оттуда вернется. Мы также не знаем, как китайская сторона хочет поступить с этим инцидентом.

Главный подозреваемый – корабль, название которого, наверное, уже всем известно – Newnew Polar Bear. И дело не только в Balticconnector, наши кабели связи тоже были повреждены, и этот след говорит о том, что капитан не мог совершить такой поступок случайно. Будем ждать окончания расследования. Наша задача – предоставить следователям как можно больший доступ к имеющимся доказательствам, но это не обязательно гарантирует, что мы точно узнаем, почему это было сделано.

– Как мы можем лучше защитить нашу инфраструктуру? Возможно, это не последняя гибридная атака?

– Есть много разных шагов. Одним из них, безусловно, является лучшая осведомленность о ситуации. Благодаря вступлению Финляндии в НАТО, а также предстоящему вступлению Швеции, перед нами открылось много новых возможностей. Мы получаем лучшую информацию, и наша осведомленность о ситуации улучшается. Но это всего лишь осведомленность о ситуации.

Фактически, все соединения, будь то газовое, электрическое или коммуникационное, могли бы быть лучше защищены. Для этого должны быть предприняты определенные шаги теми, кто владеет этими трубами и кабелями. Но определенные шаги может предпринять и государство. Или вплоть до того, что, может быть, действительно необходимо поднять вопрос в международной морской организации (IMO) о том, могут ли корабли заходить в международные воды, например, если есть угроза национальной безопасности. К сожалению, и такая возможность недоступна в международных водах.

– Изменил ли прорыв газопровода наши оценки рисков, логику и действия?

– Это определенно изменило то, как мы работаем. Мы немедленно повысили готовность военно-морских сил, немедленно направили военно-морские силы для мониторинга и контроля ситуации. Сюда прибыли наши союзники. Помимо НАТО, мы также сотрудничаем в сфере обороны с такой организацией, как JEF – Объединенный экспедиционный корпус, которым руководит Великобритания. Они отправили сюда корабли, НАТО направило сюда корабли для патрулирования, поэтому наши действия были незамедлительными и весьма значительными, такого подразделения кораблей в Балтийском море не было уже довольно давно.

– Насколько мы готовы к миграционному давлению? Пока до нас это не дошло в очень резкой форме, но в Финляндии мы уже увидели достаточно агрессивный подход.

– Россия агрессивна и останется агрессивной, следует исходить из того, что это должно быть первым определяющим фактором, который мы понимаем. Российская угроза ни в коей мере не уменьшилась. В случае миграционного давления и других гибридных форм вроде кибератаки или чего-то еще всем нам подается четкий сигнал о том, что мы должны быть готовы реагировать на миграционное давление, так сказать, с первого метра.

Поэтому в сотрудничестве с Департаментом полиции и погранохраны и Силами обороны на Нарвский мост были доставлены бетонные блоки. Мы готовы закрыть границу, как только возникнет такая необходимость. И, конечно, мы видим, что Россия продолжает предпринимать различные гибридные атаки и в нашем направлении.

– Вы уже говорили о политических колебаниях в поддержке Украины и нескольких войнах, о том, что общая картина безопасности не очень хорошая. Чему мы можем научиться или какой вывод сделать из того, как Запад поддерживает Украину? С одной стороны, ее поддержали, с другой, производство боеприпасов, например, до сих пор не начато.

– Производство боеприпасов выросло, но не в тех объемах, которые хотелось бы видеть. Я также заявлял на европейских встречах, что производство боеприпасов должно быть на уровне двух миллионов единиц в год, если мы говорим о крупных калибрах.

Мы пытались быть лидерами в Европе с инициативой по одному миллиону снарядов, которая на самом деле должна была преследовать три цели и продолжает преследовать три цели: с одной стороны, увеличить производство, а, с другой стороны, помочь Украине и, в-третьих, пополнить наши запасы и принести деньги в оборонную промышленность. Некоторые из этих целей были достигнуты, некоторые еще нет. Европейская комиссия по-прежнему оптимистична в отношении того, что к марту этот миллион снарядов будет.