Арви Хамбург: скандинавские цены на электричество недостижимы для Эстонии в течение столетия

Председатель совета по энергетике Эстонской академии наук Арви Хамбург в интервью ERR отметил, что в программе развития энергетического хозяйства до 2035 года впервые признается, что без резервных мощностей сланцевых электростанций сбалансировать рынок электроэнергии после 2030 года будет невозможно. Государство не сможет оплатить расходы по переходу к "зеленой" энергетике, и они все равно лягут на плечи потребителей. Кроме того, нет смысла мечтать о том, что цены на электроэнергию в Эстонии снизятся до уровня Северных стран.
- Каково общее впечатление у вас сложилось от этого документа?
- Подход к энергосистеме теперь стал комплексным, хотя остается отдельным вопросом, можно ли согласиться со всеми аспектами в этом подходе. Теперь мы будем говорить не только ветряных и солнечных электростанциях: наряду с генерацией электроэнергии затрагиваются вопросы управления потреблением, рассредоточенного производства, управляемых мощностей. В этом смысле документ является позитивным.
Его негативным аспектом является то, что он призван доказать возможность реализации решения нынешнего правительства о переходе к 2030 году на бестопливную генерацию электроэнергии, то есть на ветряную и солнечную энергию. Переход на возобновляемые источники энергии должен быть осуществлен любыми средствами. Делается попытка обосновать те темпы и расходы, которые понесет общество в связи с этим решением.
Часть сигналов в программе развития путаные. С одной стороны, в ней говорится, что производство должно быть на рыночных условиях, технологически нейтральным и происходить на равных условиях для всех инвесторов. Как известно, ни ветряные, ни солнечные электростанции не отвечают этим условиям в программе 2030 года.
Можно сказать, что по некоторым вопросам в программе темнят. По всему тексту говорится о том, что государство будет закупать [услуги обеспечения] стабильности энергосистемы, что государство будет гарантировать резервы [поддержания] частоты и механизмы [регулирования] мощности. Как будто государство будет закупать это за счет бюджета. Но ведь это не так. Хотя в некоторых местах признается, что эти аспекты могут быть добавлены к цене электроэнергии [для потребителя].
Но я убежден, что эти расходы могут быть покрыты только двумя способами. Либо будет повышена сетевая плата за электроэнергию, либо введен налог на электроэнергию, который существует во многих странах.
Ведь невозможно просто так раздавать деньги из государственного бюджета. Особенно в ситуации, когда доходы государства от энергетики снижаются: ветряные и солнечные электростанции не платят экологические сборы и отпадает доход от продажи квот на выбросы CO2.
- В программе умерены амбиции по уровню цен на электроэнергию. Теперь ставится цель, чтобы в будущем цена для потребителя была ниже среднего по ЕС, что и сейчас так. Должна ли цель заключаться в том, чтобы цена была немного ниже, чем в Финляндии и Швеции? Это вообще возможно?
- В случае высоких цен в Европе нужно все-таки учитывать уровень налогов. И в [ценовой] статистике вообще не отражаются договоры на прямое электроснабжение между потребителями и производителями. Ведь официальная рыночная цена на самом деле не отражает реальной ситуации. Около 80% [стоимости] этих факторов производства в промышленности не зависят от цен на [бирже электроэнергии] Nordpool или других цен на рынке электроэнергии.
Теперь вторая половина вопроса. Мы ни при каких обстоятельствах не получим цены на электроэнергию на уровне скандинавских стран или ниже. Это просто физически невозможно. Может быть, через сто лет это будет осуществимо, но сейчас мы этого не знаем.
Структура производства электроэнергии в Северных странах очень диверсифицированная - начиная с атомной энергии и заканчивая гидроэлектростанциями. Туда же входят еще солнечные, ветряные электростанции и т. д.
У нас энергетический портфель сейчас все еще диверсифицированный, но к 2030 году мы хотим в принципе перейти на энергию ветра, солнца и, возможно, биогаза. Остальное мы будем пытаться закупать в качестве резерва. Уже по одной только этой причине это (более низкая цена электричества по сравнению с Северными странами - ред.) просто невозможно.
Кроме того, Северные страны очень много инвестировали. Например, инвестиции в атомные электростанции в Северных странах уже сделаны, и эти станции работают.
Если же мы захотим расширить наш портфель генерации за счет атомной электростанции, то нам эти инвестиции еще только предстоит сделать.
- До сих пор нет ясности с управляемыми мощностями. В последние дни солнечные электростанции работали очень эффективно, но ветряные турбины простаивали. Дефицит электроэнергии мы покрывали за счет импорта. Зимой и от солнечных электростанций мало толка. Есть ли конкретные решения этой проблемы в программе развития?
- Что касается управления потреблением, то полагают, что это можно сделать в пределах 200-250 мегаватт. Это примерно одна шестая часть потребления в зимний период. Для этого нам также потребуется создать необходимые системы управления, которых у нас сейчас нет. Я читаю в программе развития, что к 2027 году у нас с этим все будет в порядке (усмехается - ред.).
К этому времени мелкий потребитель тоже должен получить выход на рынок электроэнергии, он будет иметь возможность покупать электроэнергию на день вперед, на несколько часов вперед в конкретный день, делать свои предложения на рынке. Сегодня предложения на рынке делает только производитель. Это одна из возможностей.
Другой вариант - аккумулирование энергии, которое может появиться после 2030 года. Как оптимист, я верю, что гидроаккумулирующая станция в Палдиски будет построена. Следующие очереди строительства в Палдиски могут быть выполнены с меньшими затратами, чем первая очередь. [Станция в] Палдиски, безусловно, необходима, иначе о бестопливной энергосистеме вообще не может идти речь.
Но меня беспокоит, что (в случае аккумулирования энергии - ред.) мы все время говорим о мощности. При аккумулировании энергии мощность ничего не значит, значение имеет только объем, какое количество энергии фактически можно аккумулировать и на какой срок ее хватит (для выравнивания нагрузок в энергосистеме - ред.).
А это шесть гигаватт-часов. Зимнее потребление в Эстонии составляет около 20 гигаватт-часов в сутки; [на таком фоне] этого маловато, не правда ли.
И то, что сейчас говорят об аккумуляторах, что у нас строятся аккумуляторы мощностью 750 мегаватт. Но аккумуляторы сохраняют запас энергии [достаточный для выравнивания нагрузки в системе в течение] минуты или часа, так что они ни в коем случае не являются спасительной соломинкой.
- И теперь мы подходим к вопросу о размере регулируемой мощности, которой мы располагаем?
- Это зависит от нашего пикового потребления. Наше пиковое потребление растет, поэтому в будущем нам понадобится больше регулируемой мощности. В программе развития в данном случае ситуация приукрашивается: там говорится, что до 2035 года будет сохраняться 660 мегаватт за счет сланцевых электростанций.
Но слушая Eesti Energia, политиков и "зеленых", складывается впечатление, что сланцевые электростанции не будут так долго сохранять. В крайнем случае продержится станция в Аувере. Но это 270, а не 660 мегаватт. В программе развития говорится о газовой электростанции мощностью 150-300 мегаватт. К 2027 году это малореально, но до 2030 года она может появиться на рынке.
Но основная задача тоже поставлена в один пункт: в качестве управляемых мощностей у нас будут стратегические резервы и закупаемые на рынке мощности. Мы сейчас все же слишком сильно полагаемся на эту закупку. Мы надеемся, что если зимой не будет ветра и солнца, то мы сможем откуда-то купить эти избыточные мощности. Но у меня простой вопрос: по какой цене мы сможем купить электроэнергию в такой момент? В программе развития не предлагается ясных решений.
- В программе развития признается, что при потребности в резервных мощностях мы в действительности можем рассчитывать на 3-5 блоков сланцевых электростанций до тех пор, пока не будет построена атомная электростанция. То есть эти котлы надо будет сохранять всеми силами, нравится это кому-то или нет?
- На сто процентов согласен с тем, что это действительно первое подобное признание или констатация фактов. Но, конечно, это означает увеличение инвестиций в эти блоки. Это значит, что это чисто стратегический резерв, а платить за него будет потребитель.
Может быть, удастся что-то сделать, что позволит этим станциям также производить электроэнергию для рынка, например, усовершенствовать технологию улавливания CO2. Нам не удастся обойти систему торговли квотами [на выбросы]. Но мы не можем развивать технологию улавливания CO2, потому что это не разрешается запретом на использование ископаемого топлива.
Поэтому нам необходимо стратегическое решение о сохранении сланцевых мощностей на уровне около 660 мегаватт по крайней мере до 2035 года. Но это означает не только расходы на сохранение электростанций, но и на поддержание работы шахт.
- Мы знаем, что владельцы ветряных электростанций хотят гарантий минимальной цены на продаваемую ими электроэнергию, что должно быть оплачено из кошельков потребителей. Речь идет о миллиардах евро за период до 2040 года. АЭС тоже может потребоваться подобная поддержка со стороны налогоплательщиков?
- Ни в коем случае у нее нет [такой гарантии]. Об этом не упоминалось ни в дискуссиях, ни в документах.
Но более широкий вопрос касается равного обращения с инвесторами. Министр климата Кристен Михал очень четко заявил, что схема поддержки возобновляемой энергетики 4+4 (заключение государством договоров на покупку четырех тераватт-часов электроэнергии у морских, и четырех - у наземных ветряных электростанций - ред.) решит проблемы с аккумулированием энергии, то есть строителям аккумулирующих мощностей больше не будут требоваться дотации. Таким образом, государство применяет разное обращение к инвесторам.
Если цель заключается в сохранении системы и диверсификации структуры производства электроэнергии, то все инвесторы должны иметь равные условия, особенно если мы привносим в игру речь морские ветряные электростанции.
Говоря о преимуществах, которые планируются для морских ветряных электростанций, в идеале аукцион с наименьшей ценой должен показывать самую оптимальную цену. Назывались две цены: 65 евро [за мегаватт-час] на аукционе с наименьшей ценой для наземных ветряных электростанций, и 110 евро - для морских.
В программе развития теперь прямо говорится, что дотация для морских ветряных электростанций должна составлять 100 евро за мегаватт-час. Ну, раз уж такая цифра названа, было бы неприлично [потом] предложить меньше.
Международные исследования показывают, что Рижский залив очень хорошо подходит для морских ветряных электростанций, а стоимость производимой ими электроэнергии составляла бы 40-50 евро за мегаватт-час. Но мы предлагаем 100 [евро за мегаватт-час] на аукционе с наименьшей ценой...
Кроме того, мы хотим начать покупать электричество с морских ветряных электростанций с 2032 года, когда у нас еще будет лишь одна или две таких электростанции, то есть конкуренции не будет.
У поставили цель к 2030 году производить электроэнергию в основном за счет солнечных и ветряных электростанций. Это возможно, но сможет ли потребитель оплатить такую спешку?
- Мы подошли к самому важному вопросу для потребителей. Сколько у нас будет стоить электроэнергия в 2030-2035 годах, учитывая эту программу развития?
- Рыночная цена не изменится в зависимости от того, сколько морских ветряных электростанций или солнечных электростанций будет построено в Эстонии. У нас распространено мнение, что если мы построим новые станции, то цена наверняка снизится. На самом деле удельный вес Эстонии на рынке Nordpool настолько мал, что это ни на что не влияет. Повлиять могут дополнительные генерирующие мощности, которые появятся в других странах.
Невозможно поверить в разговоры о том, что из государственного бюджета будут компенсированы все эти аккумулирующие мощности, покупка резервных мощностей, усиление сети и 50% платы за подключение ветряных электростанций.
Можно предположить, что все будет происходить так, как происходило во всех странах. Там, где нет налога на электроэнергию, потребности в этих средствах будут заложены в сетевой тариф на электроэнергию. Мой простой расчет показывает, что сетевой тариф вырастет где-то на 35-45%, а плата за возобновляемые источники энергии - примерно в три раза.
Согласно расчетам в программе развития, конечная цена электроэнергии [для потребителя] составит 16,2 цента [за киловатт-час] в 2030 году, 17,4 цента в 2035 году и 17,8 цента в 2040 году. Я произвел расчеты по своему собственному потреблению, и [цена] сейчас составляет 14,7 цента за киловатт-час, включая налоги, сетевую плату и плату за возобновляемую энергию. Я не совсем понимаю, каким же образом эта цена для меня снизится. Но именно это утверждается в программе развития.
Средняя рыночная цена в Nordpool, вероятно, действительно снизится. Не факт, что с 90 до 66 [евро за мегаватт-час], как прогнозируется, но снизится.
На самом деле, средняя цена - это очень глупое слово, потому что среднее значение берется за год, где половину времени наблюдается перепроизводство, а остальное время - дефицит электроэнергии. Дефицит и избыток компенсируют друг друга, но в случае потребителя мы должны говорить о почасовой цене.
В случае дотаций мы ведь тоже говорим о почасовой цене: дотация выплачивается не на основе среднегодового показателя, а за те часы, когда [рыночная] цена, по утверждению производителя, была для него неприемлемо низкой.
Редактор: Андрей Крашевский