Выступая в эфире Vikerraadio, Йыкс назвал дебаты на тему использования камер вопросом правовой культуры, поскольку у нас действует Конституция, согласно которой все важные вопросы должен решать законодатель.

- Начнем с более общего вопроса о стиле руководства Министерства внутренних дел в этой ситуации? Какие у вас создалось впечатление? Они осознали свои ошибки, до них дошло реальное положение дел или решение о приостановке работы камер было обусловлено скорее общественной реакцией?

- Прежде всего, я хотел бы похвалить министра внутренних дел Игоря Таро за то, что он осмелился принять такое решение, которое, по мнению общественности, может показаться несколько несправедливым, и за то, что он последовал указаниям канцлера права. Хвала министру за то, что он не поддался сладкоречивым уговорам чиновников о том, что все якобы важно и законно.

Но давайте немного вернемся назад. Когда я был канцлером права в 2002–2007 годах, я уже тогда обратил внимание Рийгикогу на аналогичные проблемы.

Деятельность полиции в вопросе регулирования устройств для слежения должна быть очень и очень точной. Сейчас я вижу культурную проблему: в 2025 году мы занимаемся теми же самыми вопросами. Технологии развились, а темы не поменялись. Важно отметить и общественное давление – медиа, различных лидеров мнений, юристов, которые не давали этой теме потерять актуальность.

Сейчас вопрос находится на той стадии, когда создается законное основание для распознавания номеров или других форматов слежения. Вопрос не в том, можно ли использовать камеры или нет, а в том, что для использования камер нужна четкая и прописанная в законе делегационная норма. Закон должен определять цель сбора данных: это наказание за нарушения ПДД или просто наблюдение на всякий случай – а вдруг заметим что-то интересное и отреагируем. Второй вариант, безусловно, недопустим.

Также важен вопрос хранения данных и кто имеет к ним доступ: каждый полицейский в любой момент может зайти, как в "Фейсбук", и посмотреть, куда ездил автомобиль с номером, записанным на имя Аллара Йыкса? И как долго эти данные хранятся: месяц, год, два? Если эти вопросы не решены, это явно противоречит Конституции.

- Вы упомянули культурную проблему. Что вы имеете в виду?

- Я считаю это вопросом правовой культуры, потому что у нас действует Конституция, гласящая, что все важные вопросы решает законодатель. Важным является вопрос цели сбора данных. Недостаточно просто указать в законе, что можно использовать камеры. Есть десять ключевых вопросов, на которые должен ответить именно Рийгикогу. Но, как мы видим, это стало сюрпризом для Рийгикогу, многих министров, включая премьер-министра. Это говорит о том, что регулирование происходило на уровне чиновников, возможно, на уровне приказа гендиректора.

Вчера я поймал себя на мысли, что тут можно провести сравнение. Я следил за юридическими спорами, связанными с Дональдом Трампом в США, потому что Трамп использует свои президентские указы для принятия десятков решений, которые на самом деле должен принимать законодательный орган США, то есть Конгресс. Но Трамп делает это сам, говоря, что никто ему не помешает.

И я понял, что ситуация аналогичная: сейчас в этой истории с камерами для распознавания номерных знаков действуют в духе Трампа, и это вопрос культуры. Очень тревожно, что большая часть общественности, не говоря уже о многих членах парламента, считает, что тот, кто защищает Конституцию, например, канцлер права, на самом деле защищает негодяев. Пока это отношение не изменится, не будет и общественного давления на то, чтобы механизмы слежки были очень точно прописаны в законе.

- Вокруг нас полно разных камер. Сейчас речь идет о камерах полиции и погранохраны. Но, например, в Йыгева недавно убийц поймали благодаря тому, что камеры зафиксировали преступление. Значит ли это, что юридическая недоработка касается всех камер?

- В данном случае спор идет именно о камерах для распознавания номерных знаков, поскольку нет ясности, с какой целью собираются эти данные. Утверждается, что Закон об охране правопорядка дает на это основание. Ответ: нет, не дает. Потом говорят, что Закон о дорожном движении позволяет делать это. Это может быть и так, но цель этого закона – обеспечение порядка на дорогах, а не сбор данных на всякий случай.

Что касается вопроса, можно ли вообще устанавливать камеры, то тут важно различать две ситуации. Первая – когда государство создает централизованную базу данных и начинает собирать туда всевозможные сведения на всякий случай. С точно такими же аргументами, немного преувеличивая, можно заявить, что домашнее насилие – большая проблема. Как ее решить? Куда тогда ставить камеры? Дадим волю фантазии.

Во многих случаях использование камер законно, но в данном случае отсутствует законное основание. В частном праве действует принцип – все, что не запрещено, разрешено, но государство может действовать только при наличии четкого законного основания.

И тут встает еще один вопрос, который я бы назвал лицемерием и неравным обращением. Государство через свои ведомства и инспекции контролирует поведение людей в разных областях: в вопросе защите данных, налогов, в дорожном движении. Если что-то сделал не так, сразу накажут. А здесь мы спокойно смотрим, как без законного основания, непонятно почему и для кого, собирается огромное количество информации.

- Не изобретаем ли мы велосипед? В Европарламенте, где работают и эстонские депутаты, вопрос использования камер и ИИ в видеонаблюдении уже обсуждался и решен. Может, этого достаточно и для Эстонии?

- Право ЕС не регулирует, где, как и на каких основаниях можно использовать камеры. Но в ЕС действуют очень строгие правила защиты данных и приватности. Европейский суд уже несколько лет назад вынес важное решение по поводу того, как метаданные, находящиеся в руках операторов связи, например, кто кому звонил и откуда, можно хранить. Суд постановил, что такие данные нельзя собирать и хранить на всякий случай, а только для раскрытия особо тяжких преступлений. Этот вопрос в Эстонии до сих пор не решен. То есть мы уже давно знаем, что проблема есть, но ничего не делаем и продолжаем жить как ни в чем ни бывало.

Боюсь, что и через 20 лет здесь будут сидеть другие люди и обсуждать тот же вопрос, если мы не наведем порядок.

- Что следует сделать в первую очередь, чтобы все было законно?

- Чтобы все было законно, нужна вытекающая из закона делегационная норма: для каких целей можно использовать систему распознавания номеров; кто может использовать; кто имеет доступ; кто контролирует, чтобы не было злоупотреблений или просмотра данных из любопытства; какая предусмотрена ответственность. За незаконное наблюдение вообще-то предусмотрено уголовное наказание. А эта система позволяет следить незаконно.

То есть сейчас дело за Рийгикогу. Он должен внести изменения в соответствующие законы, будь то Закон о дорожном движении или Закон об охране правопорядка. Я рад, что министр сказал, что этим займутся. И есть еще одна опасность. Говорят: "Но мы же спасаем жизни. К черту Конституцию, мы спасаем жизни!" Например, поймали насильника или предотвратили преступление. Но мы знаем случаи, когда дело доходит до суда, и суд спрашивает: откуда у вас это доказательство? Было ли законное основание для его получения? Если нет, дело разваливается.

- Каково ваше личное ощущение? Выступая в передаче Esimene stuudio, министр сказал: ""Десять лет назад наши ожидания и понимание защиты данных и правового регулирования были совсем другими. Времена меняются". Насколько вы с этим согласны? Наши ожидания изменились за десять лет?

- Безусловно, верно, что технологии за десять лет сильно изменились. Но это означает и то, что если меняются технологические возможности для слежения и сбора данных, это должно сопровождаться правовыми нормами. Нормы, которые устанавливали рамки в вопросе слежения десять лет назад, сегодня уже недостаточны. С развитием техники должно развиваться и право. Напомню, что канцлер права еще год назад указала на проблемы, то есть канцлер права идет в ногу со временем.

Когда я был канцлером права, технологии были на другом уровне, но суть вопроса была та же: что можно, а что нельзя делать полиции или другому надзорному органу.